– О как? И чем же, позволь спросить? Дровами? Так они нам теперь без надобности.

– Нет, не дровами, – отчеканил Юрка.

Он снял с вешалки бушлат и начал одеваться.

– Ты куда это намылился?

– Скоро вернусь.

От дома Самариных до главных ворот Волкова кладбища всей ходьбы-то – пять минут. Но пока вусмерть усталый после смены Юрка до них дотащился, пока по кромешной темноте отыскал могилу купца первой гильдии Боярышникова, пока разбирал крепко схваченную льдом каменную кладку, чтобы добраться до тайника, прошло не менее получаса.

Убедившись, что упакованные в два слоя скатерти, а затем для верности еще и в рогожу, тетради деда Гиля покамест более-менее сносно переносят «зимовку», он возвратил их на прежнее место, а вот мешочек с фамильными драгоценностями забрал. После чего тщательно сложил камни в прежнем порядке и, окончательно закоченевший, побрел обратно, стараясь ступать след в след. По уму, следовало их замести, чтоб не выказать своего интереса к данной конкретной могиле. Но сил уже не было, и Юрка решил, что эту работу за ночь за него довершит поземка…

Дядя Женя встретил его, будучи исключительно заинтригованным. Негнущимися пальцами Юрка достал из-за пазухи мешочек и, не скрывая презрения, протянул Самарину:

– Вот.

– Это чего?

– Оплата. За Ольгин билет.

Дядя Женя с интересом потянул шнурок, ссыпал содержимое в пухлую ладонь, и в глазах его блеснули алчные искорки.

– Откуда это у тебя? Надеюсь, не ворованное?

Юрке и хотелось взорваться, но он понимал, что сейчас хозяина положения лучше не злить.

– Это бабушкины и мамины. А значит – теперь мои и Ольгины.

– Хм… А перстень с печаткой? Отцовский?

– Дедов.

– И не жалко с таким богатством расставаться?

– Золото, конечно, блестючее, только на вкус – так себе, – копируя Гейкину интонацию, процедил Юрка.

В следующую секунду из детской комнаты выскочила кутаная-перекутаная Ольга и бросилась к брату.

– Ур-ра! Юрочка пришел! Ой, какой ты холоднючий! А знаешь, что Лёлька придумала? В спящую красавицу играть. Представляешь?.. Мы с ней по очереди будем: сначала она немножко поиграет, потом я… потом обратно она…

Тем временем Самарин, оглянувшись – не вышла ли следом и супруга, – торопливо переместил содержимое мешочка в карман телогрейки…

Оставить все, как оно есть, – значит, простить? Нет уж, дудки! Валить гниду! Раз уж с самого начала решил – ПО СЧЕТАМ – так тому и быть.

Эй ты, небесный официант! Счет!

Рассказывает Владимир Кудрявцев

– …Да, Николаич, потрепала тебя война. И преизрядно.

– Маленькое уточнение: не меня одного. Всех потрепала.

Третий час ночи – и ополовиненная вторая бутылка коньяка. Мы с Васильичем давно перешли на «ты» и, скурив наличные папиросы, добрались до моего блока болгарских. Поначалу еще выходили дымить в тамбур. Но потом приспустили стекло окна и взялись смолить не отходя от кассы. Языки, понятное дело, заплетаются.

– Тоже верно. Так ты, выходит, из петрозаводских будешь? Онежич?

– Точно так.

– Однажды отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, обнаружил обнаженную Ольгу, – хитровански заокал попутчик. – Обомлел отшельник, оторопел…