Удачно это у меня получилось. И в смысле — метко, и в смысле — вовремя. Они еще стояли довольно плотно, только начав разъезжаться, охватывая меня полукругом. Очередь прошлась как раз над головами их мохнатых лошадок, и несколько человек сразу кулем свалились из седел, а еще несколько — дико заорали от боли. Но самое главное — опоздай я хоть на мгновение, дав им ринуться в атаку, и думаю, вражин бы уже было не остановить. Может быть половину из них я бы и смог положить, но уж оставшиеся до меня бы точно добрались, и ничего хорошего, это мне не сулило. А тут — вроде как махнуть джебом, перед носом противника приготовившегося к атаке. Это сбивает ему настрой, и заставляет переходить в защиту, и об атаке он уже не думает. Вот и сейчас, успев заметить и оценить тот урон, что я внес в их ряды буквально за первые же две секунды нашей битвы, они благоразумно предпочли отскочить подальше в степь. Ну а я, соответственно, рванул в рощу, потому как там у меня, в противостоянии со всадниками, шансов было куда больше.
Следующий час, я, скажу честно, сидел и трясся от переизбытка адреналина в крови, и накатывающихся волн запоздалого страха… И не только. Я ведь сейчас убил впервые в жизни, и впервые в жизни, поучаствовал хоть и коротеньком, но настоящем бою. Не то чтобы какие-то «кровавые мальчики в глазах» и тому подобные книжные страсти овладели мной, но — впечатлений было уйма, и их надо было как-то пережить.
Пережил. Когда ноги перестали быть ватными, пошел на шум журчания воды, и пил из ручья, пока брюхо не раздулось. Потом меня потянуло на место схватки. И тут меня накрыло снова. Не так сильно как в прошлый раз, но… Воняло кровью и дерьмом. И мертвыми, враги почему-то уже не казались особенно страшными. Вон тот ближайший. Пожилой, лицо все в морщинах, и бросается в глаза откинутая в сторону кисть руки — мозолистая, корявая, носящая следы ежедневного тяжелого физического труда. У моего деда, всю жизнь отпахавшего в колхозе, были такие же руки… А вон тот — совсем еще мальчишка, лет наверное шестнадцать, не больше, моя пулька вошла ему в горло, и он умер не сразу, судорожно пытаясь закрыть ладонями рану… А может это вовсе и не злодеи какие-то были? В том смысле, что обычные работяги — пастухи-охотники. А что лица страхолюдные, так ведь тут чай не модельное агентство. А что этот их вожак мне орал… Так ведь я «стандартным имперским наречием», судя по тому, что и половины сказанных мне слов не разобрал, видать владею не слишком хорошо. Так что вполне мог и не правильно понять…
Но стоп. — Нас, в общем-то, этому тоже учили. — О сделанном, не жалеть! И всяческими там интеллигентскими рефлексиями не увлекаться. Так что посылаем все мысли куда подальше, и быстрее удираем отсюда, пока друганов убитых тоже «не потянуло на место схватки».
Вот я и пошел. По хорошему, мне бы следовало хорошенько ободрать трупы, забрав все ценное и необходимое для дальнейшей походной жизни. Это было бы мудро, и именно так нас и учили поступать, действуя в глубокой автономке. Но душевных сил на это уже не было. Я только и смог, что сдерживая тошноту, подхватить мушкет и снять перевязь с боеприпасами и пояс с тесаком с трупа старика, да подхватить чей-то свалившийся плащ. Мелькнула мысль о четырехногом транспорте. Но видать, коняшки убитых ускакали вслед за собратьями, унося, кстати, с собой и все сколько-нибудь ценные припасы, вроде котелков, фляжек и запасов еды. Крутым героем-победителем, я себя как-то не чувствовал.