Окончательно сломленный, он тихо попросил:
— Налейте мне вина… А спать я буду вот здесь, у порога. Как и положено вашему псу. Где обычно спит ваша собака?
— Что с вами, Андрей Николаевич? — Юлия по-прежнему держала его за руки. — Не смейте так говорить!
— Дайте мне вина!
— Сейчас, только успокойтесь, — она метнулась на кухню. — Дядя к вам очень хорошо относится, поверьте! Если не сказать больше…
— Не говорите! Я сам все очень хорошо чувствую! — засмеялся Андрей. — Я ему так благодарен! Он спас от смерти! Он вытащил меня с того света! Пригласил в свой дом и даже в «сухой закон» достал вина! Ну, скорее, Юлия! Иначе я стану кричать, как ваш павиан. Видите, света нет, тьма кругом, тьма, и мне страшно…
Он схватил поданный Юлией бокал, выпил одним духом и, опомнившись, провозгласил тост:
— За хозяина дома! За моего хозяина!.. Что же вы не пьете? Вы обязаны выпить за господина!
Она, заражаясь его истеричностью, налила себе полный бокал, выпила, не поднимая глаз.
— Браво! — закричал Андрей. — Еще раз! Еще хочу за хозяина!
Андрей сам налил вина — бутылка была старая, с медалями, наверняка из царских погребов, и это еще добавило яростной веселости.
— Служить такому человеку — счастье, Юленька! Да здравствует революция!
Он выпил, но жар нетерпения и какого-то буйства еще сильнее палил грудь. Тогда он схватил тяжелую, граненую бутылку и, запрокинув голову, вылил в рот, вдавил в себя оставшееся содержимое.
— Это за светлое будущее, — выдохнул Андрей. — За любовь и хлеб.
— Как же помочь вам? — чуть не плакала Юлия. — Вам плохо? Вам горько, да? Скажите, чем я могу помочь?
— Ах, благодетельница вы моя! — захохотал Андрей. — Да я стану хвостом вилять, руки лизать!..
— Андрей Николаевич!
— Лаять я научусь! И будьте спокойны: ни дома вашего, ни революции никто не тронет! Я страж! Я верный раб и страж!
— Ну, что же мне делать? — стонала она. — Чем же помочь?
— Дайте еще вина! — подсказал Андрей. — Пока хозяин не видит! Дайте еще одну кость!
— А вам поможет? Поможет?
Юлия достала приземистую, пузатую бутылку, но, подавленная и растерянная, выронила ее на пол. Андрей чуть ли не на лету подхватил бутылку, бросился целовать руки Юлии. Она высвободилась, отбежала к окну, глядя с жалостью и страхом. Андрей изломал, сокрушил закупорку, вынул притертую пробку, вдохнул запах вина:
— Боже! Веками пахнет… Попробуйте, Юлия! Это же дух времени!
Она отшатнулась, помотала головой. Андрей не отступал.
— Тогда выпейте со мной! За униженный русский народ. За измученную Россию! За умершую! Не чокаясь, как на поминках.
Всунув в ее руки бокал с вином, он с трудом выцедил свой и долго стоял, опустив голову. Наверное, Юлии показалось, что он угомонился.
— Я совсем вас не понимаю, — проговорила она. — Вы сильный человек. Я же чувствую в вас такую силу!.. Но вы — как ребенок!
Андрей только рассмеялся, опершись о стол:
— Нет, вы понимаете, все понимаете… Даже отчего кричит ваша обезьяна! — Он взял бутылку и бокал, догадливо поднял их над головой. — Мы сейчас угостим патруль! У него ведь тоже собачья служба!
Юлия догнала его у двери, заслонила ее собой.