— Я так не думаю. Между прочим, Кант считал, что цивилизация — это осознанное движение к свободе. Вы не встречали такого изречения?

Даббс ничего не ответил. На очередном повороте их опять бросило друг к другу.

— Поторопите своих людей, — посоветовал Дронго. — Чем быстрее они все проверят, тем раньше мы узнаем о возможных перемещениях нашего «клиента». И нам не придется шебуршить всех сотрудников полиции по полной программе.

Даббс снова достал телефон. Дронго прикрыл глаза. Внезапно он почувствовал себя плохо. Вероятно, сказались две бессонные ночи. Неужели этот тип находится где-то рядом с ними? И даже сумел обмануть всех, позвонив в отель, а затем убив молодую женщину. А что, если, достигнув желаемого, он решит уйти на дно и уехать из Вечного города? Тогда его опять придется искать по всей Европе, по всем странам Шенгенской зоны и Англии, где ему ничто не препятствует путешествовать без визы и регистрации в паспорте. Может, все-таки следовало оставить хотя бы какую-то формальную проверку на границах, чтобы затруднить передвижение по европейским странам вот таким типам? Или нет? Дронго подумал, что они все еще не совсем понимают действия преступника. Нужно попытаться в них разобраться. Еще раз приглядеться к его поведению и вывести некую логическую линию, выстроив ее в определенной последовательности…

Когда автомобили прибыли на место происшествия, эксперты уже заканчивали работу. Террачини подошел к ним ближе и, наклонившись, стал рассматривать раны на теле убитой. Брюлей сел на корточки рядом с ним. Когда переворачивали тело, Дронго тоже заставил себя взглянуть на жертву. Это была не Аяччо. Он почувствовал почти облегчение, хотя все равно смотреть было очень тяжело. Бросилась в глаза рука несчастной, ее тонкие пальцы. Женщина, которую убили шесть часов назад, была очень молода. Дронго увидел разрезы, сделанные убийцей на ее руке, и вспомнил, как кто-то объяснял, что он точно знает, куда ударить своим скальпелем, чтобы не задеть венозную артерию и продлить мучения жертвы. Если он не врач, то все равно знаком с анатомией. Для этого необязательно быть врачом. Друг Луизы Фелачи, например, биолог, но он наверняка тоже неплохо разбирается в строении человека.

Дронго не отводил глаз от руки убитой. Ему не хотелось смотреть на лицо жертвы, искаженное страданиями. Его всегда охватывало чувство вины за любое преступление, словно это он лично допустил, что убийцы все еще расхаживают по земле, а не сидят в тюрьме. Такое обостренное чувство справедливости просыпалось в нем каждый раз, когда он видел их жертвы.

Террачини поднялся, следом за ним встал Брюлей.

— Это он, — убежденно произнес итальянец. — Видите, какие он делает надрезы. Вот здесь — на руках и на ногах. Настоящий садист. Не трогает основные артерии, чтобы жертва не сразу умерла. Получает удовлетворение от ее мучений.

— У нее искусаны губы, — показал Брюлей, — видимо, какое-то время она не могла кричать. Иначе ее крики могли услышать на той стороне дороги. Он использовал пластырь или что-то похожее. Но посмотрите на ее лицо. Похоже, в какой-то момент она все-таки могла выражать свои эмоции. Кричала так, что прикусила язык. Но не здесь, тут ее услышали бы.