Я не верю, что кто-то действительно любит восемь часов в день, пять дней в неделю печатать на пишущей машинке, или же рубашки для мужчин шить, или же мусор с улиц убирать. Одну рубашку сшить приятно порой, ну, страниц несколько отпечатать тоже возбудительно — ишь, умею, вон как ловко выходит. Но чтоб всю жизнь?! Не верю, и многое меня подтверждает. Женщина одна выиграла в лотерею — будут ей платить до конца жизни тысячу долларов в неделю. Так что, она сказала, сделает во-первых, что вы думаете? Конечно, «стап май ворк». Так что молодые люди неосознанно правы. Я за них, я их поддерживаю.

Идете вы опять утром через Нью-Йорк «домой» — в отель — размышляете — и встречаете нос к носу вашу бывшую жену. Худая, длинная, в штанах, пояс с огромной пряжкой, модные тряпки вниз все висят. Зубастая. Зубы передние переделала, не потому что плохие были, а для фотографирования не годились.

Губу верхнюю подрезала. Нос напудрен, шея напряженная. Наглая, но что-то стыдное в глазах.

Поговорили и пошли каждый своей дорогой. Идете дальше и думаете: «Эх Елена, Елена, не избежала и ты общей бабьей судьбы. А жалко, черт побери. Жалко. Жалко. Что-то не так ты сделала. Эдьку Лимонова бросить можно. Чего ж нет. Но что-то не так. Явно что-то не так…»

Больше всего не люблю старых богатых леди. За каждой какая-нибудь гнусность скрывается. Удачливые торговки пиздой. Посчастливилось. И с собачками их не люблю, и без собачек. И в магазинах их не люблю. И когда едят не люблю. Впрочем, и молодые женщины, когда едят — противны. Обычно они едят много и жадно — особенно после нескольких недель совместного секса" когда уже уверены, что вы свой — можно расслабиться — тут вы их и видите такими, какие они есть. Бедный мальчик — вы-то воображали… Принцесса… ангел — заглатывает куски мяса, как удав, мычит над бурым соусом, кутает губы в тяжелое красное вино, сладостно шипит смесью ананаса с кокосом — короче, совокупляется с едой.

Отели. Отели. Вся пятьдесят девятая Централ-Парк-Южная раззолоченная улица. Как-то ночью пьяная пара обнимать меня здесь стала. Я оторопел от наглости. Обычная реакция — в карман — за нож…

— Но они ж меня не обижают, — потом думаю. — А все-таки тела касаются.

Ушел от греха.

Они пьяные ли догадывались? Он? Она? Что стройный человек в кепочке, похожий на художника, вполне спокойно зарезать мог. Гуляй, буржуазия, да не загуливайся. И обнимать меня не надо. А то я злой.

Японский ресторан хорош осенью — в промозглую погоду. Горячие салфетки, подогретое саке. Когда дует норд-вест. И особенно хорош он перед покушением на жизнь премьер-министра, на последние деньги, в свистящем ноябре.

Централ-Парк. Июль. Два молодых бледнолицых в очках урода, один с длинным внимательным носом, суют друг другу листки с отпечатанным текстом. Я заглянул — сценарии… Будут, будут длинноносцы — добьются — со старыми шеями, в распахнутых с жабо рубашках и цепями из золота на старых веснушчатых сосисках-руках — будут в Голливуде. И будут ебать молодых глупых моделей и тех, кто желает в артистки. А рядом густо замешанная мексиканская семья размещалась с подстилками, детьми, термосами и сразу тремя транзисторами. Эти не будут.