Но стоило ей начать петь, судорога отпускала, а страх уходил, как будто его никогда и не было.

Во время первого концерта (они выступали в одном йоханнесбургском клубе) бабушка была рядом. Она держала внучку за руку и подбадривала:

— Алекса, пение — то, для чего ты родилась на свет. Иди на сцену и задай им всем жару!

И она задала жару. О ней написали во всех газетах. Через два месяца бабушка Хетти тихо умерла во сне; на тумбочке рядом с ее постелью нашли вырезку из «Стар» с восторженным отзывом: «От молодой певицы Александры Бринк невозможно оторвать взгляд. Сначала замечаешь, какая она красавица, какое у нее платье… Но стоит ей начать петь, и забываешь обо всем… У нее потрясающе низкий, чувственный голос, богатый диапазон. Несмотря на возраст, она — состоявшаяся певица. В ее репертуаре Гершвин и Нат Кинг Коул, Ма Рейни, Бесси Смит и Бобби Дарин. Аранжировки Дейва Бурмейстера идеально соответствуют ее стилю и характеру».

Олли Сэндс из Финикса, штат Аризона, рассказал инспектору Вуси Ндабени всю правду. На восьмой день их Большого африканского приключения он без памяти влюбился в Рейчел Андерсон. Это произошло в Занзибаре. Точнее, в ресторане, где он объедался дарами моря.

— Тебе, наверное, очень вкусно, — заметила Рейчел.

Олли вскинул голову. Она стояла напротив, через стол от него, длинноногая, в коротких шортах, на фоне изумрудно-зеленого моря. Темно-каштановая коса переброшена через плечо, на голове бейсболка. Сначала Олли немного смутился: в самом деле, он так увлекся едой, что забыл обо всем на свете.

— У тебя не занято? Можно мне тоже попробовать? — спросила Рейчел, придвигая себе стул.

Олли не поверил своему счастью.

В самый первый вечер все туристы из их группы перезнакомились между собой. Вечер знакомства прошел на свежем воздухе; они сидели в круг на табуретках и любовались африканскими звездами. Он сразу обратил внимание на двух подруг, но их имена не запомнил. Хорошенькие, спортивного типа, образованные девушки вроде Эрин и Рейчел, как правило, не обращали на него внимания. Когда в Занзибаре Рейчел подсела к нему за стол и принялась с аппетитом уплетать дары моря, он отчаянно пытался вспомнить, как же ее зовут. Ему даже стало страшно. Потому что она сама с ним заговорила. Спросила, откуда он и какие у него планы на будущее. Она с интересом выслушала его, рассказала, что сама хочет стать врачом и хотела бы когда-нибудь помогать людям здесь, в Африке.

И он, Олли, тогда без памяти влюбился в нее, хотя так и не вспомнил, как ее зовут.

Страх сцены все сильнее давил на Алексу Бринк. Смерть бабушки стала для нее тяжелым ударом, как будто перевернулся весь мир. Чтобы сдерживать страх, она научилась курить.

Несмотря на хвалебные статьи и восторженный прием маленькой, но верной группы почитателей в Йоханнесбурге, Дурбане и Кейптауне, страх не ослабевал и каждый вечер хватал ее за горло. Алекса слышала его подленький голосок: однажды с нее сорвут маску, кто-нибудь из зрителей поймет, что на самом деле она никакая не звезда, никакая не певица, и громко, на весь зал, обзовет ее самозванкой и обманщицей. Алекса поняла, что не в состоянии справиться сама. Однажды перед выступлением она в слезах вбежала в гримерку к Дейву Бурмейстеру и призналась ему, что боится. С того дня она словно вошла в порочный круг. Тогда Бурмейстер отнесся к ней по-отечески. Он терпеливо утешал ее, объяснял: страх сцены свойствен многим великим исполнителям. Сначала его мягкий, тихий голос успокаивал ее и помогал добраться до микрофона. Но каждый вечер Бурмейстеру требовалось затрачивать все больше усилий, чтобы утешить ее. И все равно она подходила к микрофону на ватных ногах, оцепенев от ужаса.