Самому ему, криво усмехнулся Мэллори, никто не скажет, чтобы он не шумел: на исцарапанных в кровь, избитых ногах остались лишь рваные носки. Ботинки только мешали, и он их сбросил вниз.

В такой темноте, под дождем с ветром восхождение было сплошным кошмаром. Страдания, которые они испытывали, в то же время как-то притупляли чувство страха при подъеме по отвесной скале. Пришлось подниматься, цепляясь за неровности утеса кончиками пальцев рук и ног, забить сотни крючьев, всякий раз привязывая к ним страховочную веревку, дюйм за дюймом поднимаясь вверх в неизвестность. Такого восхождения ему никогда ещё не приходилось совершать, он даже не подозревал, что способен на такое. Ни мысль о том, что он, пожалуй, единственный человек во всей Южной Европе, который сумел покорить эту скалу, ни сознание того, что для ребят на Керосе истекает их срок, – ничто теперь не заботило новозеландца. Последние двадцать минут восхождения истощили все его физические и душевные силы. Мэллори действовал, как заведенный механизм.

Без усилия перехватывая веревку своими мощными руками, Андреа повис над гладким козырьком выступа. Ноги его болтались в воздухе без всякой опоры. Увешанный тяжелыми мотками веревок, с крючьями, торчащими во все стороны из-за пояса, он походил на опереточного корсиканского бандита. Легко подтянувшись, грек оказался рядом с Мэллори. Втиснувшись в расщелину, вытер мокрый лоб и широко улыбнулся.

Мэллори улыбнулся ему в ответ. На месте Андрей должен был находиться Стивенс, но тот ещё не успел оправиться от шока и потерял много крови. Чтобы замыкать цепочку, сматывать веревки и вынимать крючья с целью замести все следы, нужен первоклассный альпинист, внушил лейтенанту Мэллори. Тот неохотно согласился, но по лицу его было видно, что юноша уязвлен. Мэллори был рад, что не поддался чувству жалости: несомненно, Стивенс первоклассный альпинист, но здесь нужен был не альпинист, а человек-лестница. Не раз во время подъема он вставал то на спину Андреа, то на плечи, то на поднятые ладони, а однажды с десяток секунд – на ногах его были окованные железом башмаки – встал на голову грека. Но тот ни разу не возмутился и не пошатнулся. Андреа был несгибаем и прочен, как скала, на которой он стоял. Андреа с самого вечера трудился как вол, выполняя столько работы, какая не под силу и двоим. Однако незаметно, чтобы грек особенно устал.

Капитан кивнул в сторону расщелины, потом вверх, где на фоне неба, освещенного тусклыми звездами, виднелись прямоугольные очертания устья расщелины. Наклонясь, шепнул Андреа в самое ухо:

– Каких-то шесть метров осталось. Сущий пустяк. – Голос его звучал хрипло, прерывисто. – Похоже, расщелина выходит прямо на вершину. Посмотрев на гребень, Андреа молча кивнул.

– Снял бы ты ботинки, – посоветовал Мэллори. – Да и крючья придется вставлять руками.

– В такую-то ночь? При таком ветре, дожде, в кромешной тьме, на отвесном утесе? – бесстрастным, без тени удивления голосом произнес грек. Оба так долго служили вместе, что научились понимать друг друга с полуслова.