Это – поправка, так сказать, фактического свойства.
Но если действительно встать на точку зрения г. Керсновского и внять его призыву – быть как и «они», т. е. столь же черствыми, себялюбивыми и корыстными, как г.г. иностранцы, – то уже позвольте просить спрятать в карман свое негодование. За что же негодовать, что не было испанских офицеров в нашей среде во время Белой борьбы, если мы теперь считаем это глупым дон-кихотством? Нет, по г. Керсновскому, черствые иностранцы заслуживают только уважения: они были «умны» раньше, чем мы «поумнели».
Впрочем, по г. Керсновскому мы еще не поумнели вполне.
«Без негодования нельзя прочесть ребяческое письмо русского белого офицера, напечатанное в “Часовом” и, увы, перепечатанное очень многими эмигрантскими газетами», – пишет г. Керсновский. Негодование его, конечно, весьма «патриотического» свойства: нашлись русские люди, русские офицеры, которые пошли проливать свою русскую кровь в борьбе против испанских большевиков, на которых «нам должно быть в высокой степени наплевать».
Плевательные способности г. Керсновского хорошо известны: пусть себе плюет с высокого дерева! Но весьма прискорбно, если в русской среде не найдется человека, который не поставил бы плевателя на надлежащее место.
Когда он плюет на Альказар, он плюет не только на испанских кадет. Он плюет на нашу молодежь, которая пошла сражаться с большевиками в Первый Поход, на наших русских кадет – «баклажек», – о которых так трогательно вспоминает ген<ерал> Туркул, он плюет на русского воина, обнажившего меч во имя Правды, он плюет вообще на воинскую честь!
Плюнуть на честь легко: но честь, г. Керсновский, не есть монополия одних русских. И русские люди, не потерявшие чести, привыкли уважать даже доблесть врага. Отбросьте это чувство – и офицерский корпус превратится в вооруженную банду. Не этого ли хотят г.г. плеватели?
Не хотят ли они и другого: внушить озлобленному русскому человеку, что большевизм не есть мировое зло, мировая зараза и чума, – а так – какое-то внутренне русское недоразумение. Мы должны быть «нейтральны» при виде западноевропейских конвульсий. Нашу ненависть к большевикам, сидящую у нас в крови, мы должны подменить ненавистью к «иностранцам»: благо для этого есть достаточно причин. Одна ненависть постепенно вытеснит другую, – а мы будем утешаться мыслью, что наша драгоценная кровь нужна Родине…
Смею думать, что тогда «драгоценная кровь» свернется раньше, чем она понадобится России. Если приучить себя равнодушно смотреть и даже одобрять, как испанская чернь насилует женщин («пусть подохнут все они, собаки!»), если проходить мимо распинаемых священников («гонимый русский штабс-капитан заслуживает в тысячу раз более нашего внимания и сочувствия, чем все испанские патеры, взятые вместе»), если, наконец, не заметить Альказара, – то после такой тренировки, какой же останется порыв для борьбы с большевиками?
Белая борьба созидалась на чувстве чести и правды. Не смердяковской керсновщине подменить ее тупым эгоизмом.
Документ 4
Статья В.В. Орехова «Два фронта»