Пять дрожащих рук протянулись к кружкам и крепко схватили их.

Язва помедлил, потом закатил глаза и лично разлил гостям дешевое кислое пойло.

Крюпп сделал глоток темно-красного вина — консул за бутылку, не меньше — и покатал жидкость во рту, пока многочисленные крошки пирога не отделились от многочисленных щелей между зубами; затем склонился и сплюнул вино на пол. — А… — Он улыбнулся Мизе. — Так намного лучше, да?

— За бутылку заплатишь сейчас, — ответила та. — Я уйду, чтобы не видеть, как обращаются с благородным напитком.

— О, неужели Крюпп так быстро потерял кредит? Неужели всему виной слишком торопливое прерывание поста этим утром?

— Одно оскорбление наслаивалось на другое, пока я не почувствовала, как утопаю в дерьме. — Она оскалилась. — Дерьмо в красном жилете.

— Ах, жестокий удар. Крюпп поражен в самое сердце… и, — добавил он, снова хватая запыленную бутыль, — не имеет иного выбора, кроме как облегчить сказанное угнетение души новым глотком чудного вина.

Миза склонилась над столиком: — Если выплюнешь и этот, Крюпп, я тебе шею сверну.

Толстяк торопливо проглотил и вздохнул: — Крюпп чуть было вновь не подавился. Что за утро! Знамения и сдоба, стенания и вино!

Сверху кто-то спустился, громко стуча башмаками.

— Ах, вот и малазанский спаситель. Колотун, дражайший друг Крюппа и Муриллио — прекрасного принца Разочарования. Пришел ли он в полное здравие? Иди, раздели со мной сок брожения. Миза, сладкая моя, не найдешь кубка для Колотуна?

Ее глаза стали щелками: — Как насчет кубка для тебя, Крюпп?

— Прелестное предложение. — Крюпп вытер грязным рукавом горлышко бутылки и просиял, глядя на женщину.

Она встала и отошла.

Малазанин — целитель уселся с тяжким вздохом, закрыл глаза и ожесточенно потер круглое бледное лицо. Потом оглядел бар. — А где все?

— Твоего прошлоночного компаньона Крюпп отослал с уверениями в полнейшей твоей безопасности. Уже заря, друг. Точнее, утро уже наступило заре на золоченые пятки. Корабли встали у причалов, трещат и качаются сходни, сии непрочные мосты из одного мира в совсем иной. Дороги вдруг изменили направления. По ним ныне странствуют зловещие механизмы, рассеивая за собой куски плоти, словно темные семена судьбы! Из-под капюшонов глаза просвечивают странников, сорокопуты кричат над дымящимся подносом озера, псы ожесточенно чешут за ушами — ах, Миза принесла лучший из своих кубков! Момент! Крюпп вытряхнет паутину, мертвых тараканов и прочие доказательства драгохраненности кубка — вот, давай спокойно сядем и станем умиротворенно созерцать Мизу, наполняющую кубки сияющей славой. Неужели…

— Ради милостей Худа, — оборвал его Колотун, — слишком рано для твоей компании, Крюпп. Дай выпить вино и удалиться, сохранив здравый рассудок. Прошу.

— Но мы, друг Колотун, ожидаем отчета о физическом состоянии Муриллио.

— Будет жить. Но не танцевать. Неделю — другую. — Целитель колебался, хмуро глядя в бокал. Казалось, он удивлен, что вино так быстро кончилось. — Разумеется, если совладает с испугом. Утонувший в слабости разум может замедлить выздоровление тела. Фактически прекратить.