Ага, сейчас! Устанавливаю посреди стола на манер Пизанской башни литровую стеклянную банку, подперев её половинкой спички. Разломанный на дольки шоколад послужит приманкой, а фольга даст знать о приближении дичи. Перед тем как убрать верхний свет, зажигаю всё тот же отёплыш. Замысел прост: стоит легонько толкнуть стол (он располагается в изножье) — и мышь, взбреди ей в голову повторить бесчинство, неминуемо окажется под колпаком. Во всяком случае, в это хочется верить.
Тишина возвращается. Уже начинаю задрёмывать, когда шорох слышится вновь. Осторожно приподнимаю голову. Так… Серый комочек, от которого буквально веет чувством собственного достоинства, несуетливо, по-хозяйски разбирается с шоколадом. Сгоряча пинаю ножку стола столь несдержанно, что блюдце с огарком летит в одну сторону, банка — в другую. Куда девается мышка, сказать сложно.
Включаю свет и, убедившись, что пожара не предвидится, принимаюсь изучать место преступления. Вы не поверите, но каждый кусочек шоколада надкушен.
— Она с Украины… — бормочет Надя.
— Мигрант, — угрюмо подтверждаю я. — Прямиком с поезда «Харьков — Волгоград».
Однако вызов брошен. Мужская охотничья гордость уязвлена. Как там по-гречески борьба человека с мышами? Антропомиомахия? Сделаем. Заменяю обломок спички хитро выгнутым из проволоки рычажком и наживляю кусочком сала. Вдруг действительно с Украины…
Мне снится танковое сражение под Прохоровкой, причём каким-то странным образом оно тоже имеет отношение к мышам. И только-только я собираюсь удивиться этому обстоятельству…
Хлоп!
Просыпаюсь. Мгновенно всё вспоминаю и, привскинувшись, смотрю на стол. Кажется, сработало! При свете съёжившегося в синеватую капельку огонька, угасающего в стеариновой лужице, мало что можно различить, но стеклянная ёмкость, несомненно, стоит прямо, и внутри вроде бы мечется нечто серое.
— Покажи, — с замиранием просит Надя.
Мышки — наша слабость. Они смешные и обаятельные. Знаю-знаю, многие из так называемой прекрасной половины человечества ужаснутся этакому пристрастию, но в свою очередь спрошу: что может быть омерзительнее женщины, визжащей при виде мышонка? Мало того что уродина, так ещё и дура. Ты приглядись к нему, приглядись! У него же ушки розовые, хвостик-ниточка, глазки-бусинки, а уж шёрстка — ну просто Вербное воскресенье.
Крысы — да, согласен, уроды. При всём их интеллекте. Хотя, думаю, в плане сообразительности мыши им вряд ли уступят.
Но об этом позже.
Осторожно подвожу кусок фанеры под горловину банки и с гордостью предъявляю улов. Довольно крупный пепельный блондин, хорошо упитанный, носик у него порозовел от гнева, сам чуть ли хвостом по бокам не хлещет. А вот страха в задержанном как-то не чувствуется. Ну вот ни на столечко!
— Пахана взяли, — безошибочно определяет Надя.
Самодовольно соглашаюсь (ещё бы я вам на шестёрок разменивался!), затем переношу банку на пол и выдёргиваю из-под неё фанерку.
— Он задохнётся! — вступается за преступника Надя. — Щепочку подложи, чтобы воздух проходил.
Да, действительно. Просовываю между стеклянной кромкой и полом толстую стружку, но пойманный зверь вцепляется в неё резцами, выдёргивает из пальцев и яростно швыряет через себя. То же самое происходит со всеми последующими прутиками и щепочками. Дикая какая-то мышь. И нечеловечески сильная, я бы сказал. Глядя, как она кидается на стенки сосуда, невольно начинаешь благодарить судьбу за то, что нас разделяет прочное стекло.