- Это - старый закон, себялюбие, - ответила она, - просвещённые народы иначе думают. Должен быть мир на земле, а не вражда. Он, - показала Ольга на распятие, - принёс на землю любовь и мир.

- А что толку, что он сказал?! Всё равно его повесили на крест. Стало быть, его речи не мудры, а бессильны, вражда осталась в мире, как была и, по-моему, будет вечно. Не прикажешь кошке не охотиться за мышью… Так и люди…

- Люди - разумные существа. В них бог вдунул душу. А кошка - без души… Вот звери и поступают неразумно.

- Не видел, чтобы и многие из людей поступали разумнее животных.

- Про себя говоришь, сын, - она поднялась на ноги, затряслась от гнева, - все язычники, как и ты, в огонь ада пойдут, а христиане в рай.

- Калокир говорит, что в законе христианского бога ни ада, ни рая нет. Это всё монахи выдумали, да попы, чтобы пугать народ.

- Не богохульствуй, прокляну.

- Я твоему богу, матушка, не подначален. У меня свой есть. Он меня знает и в обиду не даст.

- Сатана глаголет твоими устами, - воскликнула она, хватаясь за сердце. - Сатана… Сатана… Антихрист…

Приближался праздник Ярилы. Всё шло в рост на земле. День становился длиннее, а ночь короче. Коровы в охоте подняв хвосты, неуклюже ярились по лесным полянам. Раскалённое солнце выкатывалось на самую серёдку неба и обдавало жаром, как из печи, и леса, и озера, и пашни, и луга, и борты. Буйно всходили посевы, наливались сочные травы, доходили до пояса. В садах набухали плоды, рощи стенали от птичьего гомона. Над болотами, над озёрами немолчно галдели несметные стаи пиголиц, гусей и уток.

Сельское население было в досуге, сенокос и сбор жатвы ещё впереди. Пришла самая вольготная, счастливая пора у смердов, пора гульбищ и умыкания невест, пора неоглядного веселья, торжества молодости, полнокровия жизни. Природа преображалась на глазах в необоримом своём томлении; тихие реки как серебро в берегах. Светлячки в сумерках, точно огоньки, висели на деревьях и в городьбе. Леший зычно охал на заре; русалки с распущенными волосами танцевали при луне на берегу рек и ходили голыми, ныряли в густом тумане. В дремучих лесах около родников они забавлялись бесстыдными плясками, а по ночам похищали младенцев и сонных девушек, чтобы сделать из них подружек. Особенно гурьбились они в тени зарослей, где целыми днями и ночами озорничали, качались на ветках деревьев и кустов, или разматывали пряжу, похищенную у дурёх-поселянок. По ночам русалки разводили костры, маячившие путникам издалека, сладко аукали и манили прохожих; заливисто хохотали, зазывали простаков, зацеловывали и потом топили в омуте, а тут опять садились под ивой и приговаривали: «Ходите к нам, молодцы, на ветках качаться… И поцелуем и приголубим всласть». Если кто попадался из красивых да юных парней, убаюкивали их русалочки до смерти.

Вместе с подружками Роксалана ходила к реке, бросала венок в воду, чтобы суженого в эти дни угадать и задобрить русалок и, не помня себя от страха, с бьющимся сердцем, возвращалась домой. И постоянно носила при себе полынь, которая предохраняла её от русаловьих коварных ловушек.