— Иди спать, Матвей. Я поброжу.

В комнате Бойченко, не раздеваясь, лег на постель.

Много неясного, противоречивого чувствовал он в поведении Гордеева. Тот то работал запоем, словно хотел забыться, то часами сидел, уставившись в окно, стал рассеянным, терял страницы рукописей, а то и целые статьи. Потом они оказывались в мусорной корзине: так случилось с длиннющим теоретическим опусом Аршинова-Марина. Видно, неожиданное приближение к батьке как-то обескуражило Гордеева.

«Все это так... — размышлял Матвей. — Но и ждать больше нельзя. Надо ехать в Харьков, а Гордеев последнее время совсем перестал делиться со мной новостями. Создается впечатление, что я ему совершенно не нужен. Терпит он меня возле себя, скорее, по привычке... А пароль я должен назвать сегодня... Как-то он к этому отнесется? Это уже не имеет никакого значения. Я должен вызвать его на откровенный разговор во что бы то ни стало. И завтра же уехать в Харьков. Ждать нельзя!»

В открытое окно доносился легкий шелест листвы. Яркая луна висела высоко-высоко. Свет ее мерцал в едва приметном колыхании ветвей. Потом он перебрался на подоконник, двинулся по стене и погас.

Сад наполнился синими сумерками утра.

Стараясь не шуметь, в комнату вошел Илья, но зацепился за стул, выругался.

— Ты не спишь? — спросил Илья, разглядев одетого Матвея.

— Не спится.

— И мне не спится... Выпил, что ли, лишнего...

— Ты не пил.

— Верно, — рассеянно согласился Илья и вздохнул. — Мне до зарезу нужно попасть в Харьков. — Он прошелся по комнате, снова задел стул, шумно отодвинул его к стене. — Неотложно. Совершенно неотложно.

— А газеты? Нестор Иванович приказал тебе заняться газетами, — напомнил Матвей с тайной мыслью, что это категорическое распоряжение Махно заставит Илью отказаться от рискованной в его положении затеи. — Он тебя сейчас никуда не отпустит. Да и что вдруг тебе приспичило... А-а, Галочка... Жениться надумал?

Никогда Матвей не разговаривал так с Гордеевым. Но Илья был слишком углублен в себя, чтобы заметить это.

— Глупости! Мне не понятно, что происходит, — прохаживаясь по комнате, говорил Илья. — Барон переполошил всех повстанцев. В Харькове мне нужно поговорить с другом. Ну... Подумать вместе... Определить линию. Ясно?

— Вместо тебя поеду я... — твердо сказал Матвей.

Только теперь почувствовав необычную напористость Бойченко, Гордеев остановился посреди комнаты, замер. Матвею очень хотелось в эту минуту видеть лицо Ильи, но сумерки были еще густы. Матвей видел лишь бледное пятно с темными впадинами глаз. Надо было решаться.

— Весна в полном разгаре. Так хочется домой, — негромко, но очень внятно проговорил Бойченко.

Гордеев как-то странно гмыкнул.

Наступила напряженная тишина. Матвей слышал, как бешено колотится его сердце. Он замер, как замер и Гордеев.

— П-постой... Матвей, повтори, что ты сказал, — шепотом произнес Гордеев. — Повтори...

— Зачем повторять, если ты все понял?

— И меня тянет в Харьков... Скорее бы конец, — как-то деревянно, спотыкаясь на каждом слове, сказал Илья условный ответ.

И вдруг он плюхнулся на кровать и расхохотался нервно, безудержно, схватившись руками за голову, покачиваясь из стороны в сторону.