– Иногда самое приятное времяпровождение – безделье.

– Да, я тоже такое люблю, – признается она. – Если будет скучно… – Ника лукаво улыбается. – Приходи меня будить…

Марк лишь с усмешкой качает головой, не показывая насколько соблазнительно ее предложение. Сегодня он бы воспользовался этим приглашением. Сегодня нет сомнений, но есть ложь. Мерзкая ложь. Нельзя сначала трахнуть девушку, а потом сообщить о том, что очередную ее подругу убили. Поэтому Марк ограничивается улыбкой, а Ника скрывается наверху.

Парень выдыхает, чувствуя, как жаркое возбуждение бьется в висках. Как пульсирует кровь в затвердевшем члене. Матерится и достает из холодильника виски. И наплевать на то, какой температуры должен быть напиток. Марк не эстет. Алкоголь должен быть холодным и точка, особенно в жару, особенно если пожар в душе. Находит в шкафчике подходящий бокал и, плеснув себе на два пальца алкоголя, выходит на террасу, где висит гамак. Заваливается туда с бокалом и закуривает. Это мог быть лучший день, если бы с утра он не сделал глупость и не включил долбанный телефон. Тогда, возможно, сейчас бы с ним в этом гамаке валялась Ника. Такая податливая, разомлевшая на солнышке.

Впрочем, если бы он не включил телефон, скорее всего, тут бы был Самбурский в истерике. То есть закончиться хорошо у этого дня нет ни единого шанса.

Ника

Не знаю, зачем вообще включила этот долбанный телефон, когда проснулась. Могла бы ведь этого не делать, могла бы закинуть его дальше на тумбочку и спуститься вниз, но дурацкая зависимость от соцсетей заставила меня нажать чертову кнопку. Одно нажатие, и я оказалась погружена в кошмар. Сотни слезных постов и черных ленточек поверх фотографии Дашки. Моей Дашки. Пока я целовалась с Марком в воде, пока грезила о нем ночью, пока позволяла мазать себя маслом, моя Дашка уже была мертва. А я даже об этом не знала.

Именно поэтому она не ответила на мой звонок вчера, когда я хотела попросить ключи от дачи. Она не дрыхла после вечеринки, она уже умерла и лежала где-то с розой, как и Лиза. Ее нашли вчера вечером, пока я заставляла Марка пить коньяк, а похороны будут только завтра во второй половине дня. Я жила, влюблялась и мечтала о первом сексе, пока моя подруга лежала где-то в темноте, убитая долбанным отморозком. Он увел ее, пока я кончала в руках Марка у стены клуба. Какая же я долбанная дура.

Внезапно все становится на свои места. Задумчивая мрачность Марка, его тяжелый тревожный взгляд вместе с подкупающе мягким поведением. Он что, отвлекал меня? Был не настолько сволочью, чтобы трахнуть, но достаточно мил, чтобы я не вспомнила про телефон до пяти вечера. А папа? Неужели, не мог позвонить мне? Ведь Марку же сказал или это я надумываю? И причина мрачности моего охранника в чем-то другом. Устав гадать, набираю папин номер, и после длинной череды гудков он берет трубку.

– Как ты мог?… – шепчу я, захлебываясь слезами. – Как ты мог мне не сказать?…

– Ника, – вздыхает он и долго просит прощения. Объясняет, почему не хочет, чтобы я возвращалась, по крайней мере, сегодня. Рассказывает о том, что защищает меня, но я не хочу слушать, меня душат слезы отчаяния. Из-за того, что папа сказал не мне, а Марку, и велел соврать; из-за того, что Марк послушался и играл моими чувствами. Из-за того, что Дашки больше нет, а в нашу последнюю встречу я так и не нашла время просто с ней поговорить. Мне так плохо и я так зла, что сбегаю с рыданиями в холл, объединенный с кухней, и буквально кидаюсь на Марка с кулаками.