Меня спасает Марк, он решительно без стука заходит и ударяет дверью о косяк.

– Закончили, – приказывает он и довольно грубо за локоть поднимает меня со стула.

– Ты что себе позволяешь?

Капитан, выглядит возмущенным. Даже меня пронимает его холодный презрительный взгляд, а со мной подобное случается нечасто. За такое поведение Марка запросто могут упечь за решетку. Папа, конечно, вытащит, но что за это время произойдет с ним и со мной непонятно. Мне страшно, никогда не испытывала этого чувства так остро. Я вообще не приняла всерьез приглашение приехать, думала, просто в очередной раз все расскажу. Да и папа не волновался. Почему же все пошло не так?

– Я себе позволяю? – Парень презрительно изгибает бровь. Он выглядит уверенным и совсем не обеспокоенным. Так, словно и правда знает, что делает. – Вы пугаете свидетельницу. Я связался с ее отцом, дальше она будет говорить только с адвокатом. Допрос окончен.

– Я решаю, когда закончить допрос.

– Конечно, как скажете. Адвокат приедет через час, и, думаю, он сумеет правильно сформулировать вопрос на тему, что вы тут творите.

– Вы можете быть свободны, – шипит следователь. – Ждите повестку. И тогда я не буду так снисходителен.

– Рад, что мы поняли друг друга. Ника, мы можем идти.

Я радостно вскакиваю со стула, испытывая ни с чем несравнимое счастье. И только когда мы оказываемся на улице, замечаю, что Марк как-то странно качается. Похоже, он едва идет.

Дверь ему открываю я, причем не с водительской стороны. Едва я отступаю, он падает на пассажирское сидение, а я замечаю струйку крови, стекающую из носа по губе.

– Что случилось? – испуганно спрашиваю я и, порывшись в сумочке, протягиваю ему платок.

– Думаешь, меня просто так выгнали из армии? – хмыкает он. – Нет. Там перед дверью… – Он качает головой. – Пара ударов, всплеск эмоций, состояние, будто снова попал на войну. И привет…

– И привет…? – уточняю я.

– Ну, будет как-то так. – Он пожал плечами. – Пять минут и я приду в себя. Можем подождать?

– Я сама сяду за руль! – Я радостно пользуюсь случаем и залезаю на водительское сидение.

– Но отец запретил.

– Сейчас чрезвычайная ситуация! А пока едем, и ты приходишь в себя, расскажешь, какого хрена там вообще случилось.

Марк

Твари, как же плохо. Тьма снова скручивает изнутри. Марк знает, что это, мать его, посттравматический синдром. Из-за которого его и выгнали из армии. Зачем нужен солдат, у которого в момент малейшей опасности может потемнеть в глазах и перехватить дыхание? Не всегда темнеет, не всегда случается переклин и, говорят, постепенно сойдет на нет. Но кому нужно проверять правдивость этого утверждения? Интересно, если об этом узнает заказчик, он выгонит его сразу же? Наверное. И никакие теплые воспоминания о дружбе с отцом не спасут. Ныло плечо, кажется, будет синяк. Не стоило выбивать дверь кабинета.

Ника, вероятнее всего, считает его жалким. Впрочем, какое ему дело до богатенькой, капризной мажорки? Он просто делает свою работу и все.

– У тебя кровь? Что случилось? – говорит Ника, уставившись большими испуганными глазами. Она сейчас выглядит удивительно юной и нежной. А еще совершенно не дерзкой, нормальной.