Пока мама с дядей Сашей сидели на кухне, Владя пасся в коридоре и смотрел на них в щелочку нехорошим взглядом. А бабушка, бдительно проверявшая иногда, что там на кухне происходит, и замечавшая этот взгляд, все крепче утверждалась в мысли, что Владя – трудный, злой все-таки мальчик.
– Пойди лучше уроки сделай, – говорила она приятным педагогическим голосом, и Владе казалось, что он слышит Полину Васильевну.
– Нам не задают, – съеживался Владя.
Бабушка обиженно пожимала плечами и уходила: звонить какой-нибудь из дочерей, чтобы обсудить с ней последние новости, «Люськиного ухажера», и неласкового внука. Необходимые подробности Владиного плохого поведения возникали стихийно, по ходу разговора.
Дедушка как-то выцвел, его бронзовый академический лик стал землистым, и во Владином обожании почти не осталось страха. Дедушка старался поменьше вставать из своего кресла с вытертым диванным валиком под поясницей. Он тыкал пальцем в пространство, и Владя мчался доставать книжку, отодвигать штору, ловить соскользнувшую на пол карту.
В географии и народонаселении альбома Владя теперь разбирался отлично – гораздо лучше, чем в школьных математике и чтении. Прадедушка Алексей, по-оленьи поднявший голову, прапрадедушка Егор, тонкий и прямой в мундире, как балерина, и его навеки безымянная барышня, красавица тетка, неблагозвучно звавшаяся Зинаидой, прабабушка Ираида, вся нездешняя и заграничная, которая с Зинаидой прекрасно рифмовалась, пышноусый дядя с ужасным прозвищем Боба и три малютки, застывшие в притворной игре: брат Юрочка, сестра Лика и… – тут Владя мысленно запинался, – и дедушка. В других альбомах хранились дедушка постарше, и зрелый дедушка, и дедушка увядающий, в окружении взрослых дочерей – но те альбомы Владю мало интересовали, он любил этот. В нем люди были такие красивые, печальные, и глаза у всех были прозрачно-пустые…
Вечером, с удовольствием укутываясь в одеяло и слушая, как на другом конце комнаты дышит и переворачивает страницы книжки мама – лампу она прикрывала ширмочкой, так что в комнате было почти темно, – Владя представлял себе прадедушек, прабабушек и их ангелоподобных детей. Он очень хотел, чтобы они ему приснились. И иногда получалось: с трудом нагнувшись, затянутый в мундир офицер гладил Владю по голове, кофейная дама, шумя юбками, садилась на край постели. Владя тянулся к ней, а дама улыбалась, только почему-то все время отводила глаза.
Когда Владя заканчивал второй класс, дедушку положили в больницу. Когда собирали для него вещи, бабушка чуть не выкинула засаленные карты – дедушка отобрал колоду, раскричался. Потом все немного успокоились, понесли вещи в прихожую – а оставшуюся на столе колоду тихо утянул Владя.
Еще через неделю мама, когда вела Владю из школы, вдруг расплакалась прямо на улице и сказала, что дедушка умер. Владя непонимающе на нее посмотрел, а потом потихоньку высвободил руку из ее пальцев. Ему было стыдно идти рядом с мамой, которая прилюдно ревет, как маленькая. В то, что дедушка действительно умер, он тогда не поверил ни капельки.