Передохнув в крохотном распадке и заставив пленных сделать по несколько глотков шнапса, у них же и затрофеенного, собрались двигаться дальше. Но не успели: в морозном предутреннем воздухе курлыкнул первый снаряд, и метрах в пятидесяти вздыбился могучий куст разрыва.

Не теряя ни мгновения, Гулькин рывком поднял ближайшего гитлеровца за лямки ранца и пихнул вперед, свирепо заорав по-немецки:

– Vorwärts! Sie wollen leben – Lauf! Verschieben oder Tod! Schneller![26] Мужики, давай обратно, в лес! Укроемся под деревьями! Рассыпались, толпой не бежать! Лыжи бросить!

Остальную часть фразы он проорал исключительно на русском командном, помянув и женщин легкого поведения в крайне интересных положениях, и всем известную мать, и отдых, из-за которого они потеряли добрых десять минут, и неведомых артиллеристов, которым именно сейчас приспичило перемешивать с землей немецкие позиции…

Фрицы оказались понятливыми – ломанулись вперед так, что едва угонишься. Перли по снегу, что те аэросани. То ли Сашкиных матов испугались, то ли жить хотели аж до усрачки, пусть даже и в страшном русском плену. Да еще и ранцы с разряженным оружием не бросили, поскольку приказа такого не получили. Осназовцы рванули следом, спеша укрыться в лесу. А советские гаубицы, судя по ощущениям, калибром как минимум в сто двадцать два мэмэ, продолжали гвоздить квадратно-гнездовым, нащупывая цели. Пока еще не слишком часто, просто пристреливаясь.

«А вот когда беглым накроют – тогда все, пиши пропало, – автоматически подумал Гулькин. – Да твою ж мать, как обидно-то! Совсем немного не успели, самую капельку. Под своими снарядами лягут – и не узнает ведь никто, запишут в пропавшие без вести – и привет. А ведь не хотел останавливаться, зудело что-то в груди, царапало. Как чуял!»

ТУ-ДУМ! – очередной снаряд ударил метрах в двадцати по ходу движения. Падая, Александр успел пихнуть в спину ближайшего пленного, заваливая того в снег. Второй фриц внезапно запаниковал, видимо, впервые попав под артобстрел. Или недавняя контузия так сказалась? Бросив вещи и оружие, плюхнулся на колени и, закрыв голову руками, истошно завыл, раскачиваясь из стороны в сторону. Оказавшийся ближе всех Карпышев рванулся к нему, опрокидывая на землю и падая рядом. И тут же обоих скрыл пронизанный коротким огненным всполохом куст взрыва. Над головой протяжно пропел осколок, заставляя Гулькина уткнуться ничком, следом прошла, запорашивая спину снегом, ударная волна. Было ли это прямое попадание или осколочная граната ударила в нескольких метрах от людей, Сашка так и не понял. Но никто из двоих после разрыва не поднялся. А разбираться времени не осталось.

Боковым зрением отметив, что Максимов с Паршиным еще живы и со всей возможной скоростью несутся к деревьям, он подхватил «своего» фрица и тоже погнал к лесу. Всего метров тридцать осталось, пустяки… Но убежать удалось недалеко – новый взрыв разбросал их, словно тряпичные куклы. Последним, что еще успел заметить осназовец, прежде чем на секунду потерял сознание, было то, что падал пленный