Морошкину и его товарищам повезло, что их танк оказался подбит на открытом месте. Чтобы добраться до них, немцам предстояло пройти несколько десятков метров чистого пространства. И вот тут уже танкистам нельзя было зевать. Зевнут и получат заряд взрывчатки, противотанковую гранату на крышку моторного отсека, зажигательную мину и многое другое, что не принесёт пользы их здоровью. Раз десять немцы пытались подбить их танк из «фаустпатронов» - новинки, с которой Красная Армия столкнулась впервые месяц назад. Пехотинцы успешно уничтожались через лючки для личного оружия, а по тем, кто прятался в домах и пытался из них стрелять «фаустпатронами» палила танковая пушка, превращая здания в груды обломков и костры.

Спустя полчаса немцы предприняли попытку большими силами уничтожить тяжёлый советский танк. Две вражеские бронемашины показались прямо в конце проспекта, ещё три зашли слева, так как справа полыхали пожары после уничтожения расчётов немецких огнемётчиков в домах.

- Два длинноносых и три эмча, - сообщил товарищам Морошкин. – Ничё, справимся.

- Справимся, конечно, ты чего, командир? - деланно возмутился Сафиулин и потом озабоченно добавил. – Эдак у нас места на башне не хватит, чтобы звездочек нарисовать за всех сожжённых фрицев.

Нехитрая шутка помогла слегка расслабиться. В танке раздался нестройный хриплый смех четырёх человек.

- Бронебойный! – скомандовал Морошкин.

Первым загорелся «длинноносый», ползущий впереди по улице. Такое прозвище получила немецкая «четвёрка», обзаведшаяся не только очень толстой бронёй, но и семидесятикалиберным длинноствольным орудием семьдесят пять миллиметров. Это орудие превосходило даже зенитку «восемь-восемь» по бронепробиваемости благодаря специальным бронебойным снарядам. Ранее такой PzKpfw IV был крайне серьёзным противником для всех советских танков. Но с появлением в армии Т-43М и КВ-100М его опасность резко снизилась.

В ответ в советский танк прилетели три снаряда в борт и в башню.

- Влево! Бронебойный! По «длинному»! – коротко отдавал команды лейтенант.

Вот полыхнул второй опасный немецкий танк. Тут же встал «шерман», у которого снаряд русского танка разнёс катки с гусеницей с правого борта. И вдруг…

- Орудие повредили! Ма-ать их! - заматерился Свистунов. - Ах ты ж в бога душу мать суки драные! Да сапог вам в грузно от апостола Петра на проповеди!

Слова наводчика морозом прошли по телу каждого члена экипажа. Без своего орудия непробиваемый танк превращался в мишень, которую рано или поздно подожгут. Ухудшало ситуацию… да что там – делало её катастрофической, что в боевом запале «мощный» Морошкина оказался в глубине немецких позиций и единственный, наверное, танк в этой части города из-за взорванного моста. Сейчас их могло спасти только чудо. И оно случилось.

Морошкин с бессильной злостью смотрел на то, как приближаются немецкие танки. Вот до них уже буквально рукой подать, ещё немного и кирпичом докинуть можно. Или гранатой. Кусая губы от злой досады, лейтенант уже собрался отдать приказ покинуть танк и отступить под прикрытием полосы дыма, как вдруг одна за другой полыхнули вражеские машины. Вот на задымившемся «шермане» откинулся люк, из которого стал с трудом вылезать танкист. Но спастись ему, было не суждено, так как миг спустя из люка вырвался огненный фонтан, словно, кто-то внутри включил гигантскую газовую горелку. Человек дёрнулся, вскинул руками и повалился на танк сломанной куклой, объятый пламенем. И хотя это был враг, Морошкин на секунду в душе пожалел его. Слишком это страшная смерть, когда сгораешь заживо.