Скорчившись сразу под ней на верхних ступеньках лестницы, она прислушалась: вопли и визг снаружи сразу стали тише. Потеряв из вида объект своей ненависти, скворцы, кажется, забыли о нем.

– Что теперь? – донеся до Лиры шепот Пантелеймона.

Вниз от узкой площадки, где они сидели, спускалась деревянная лестница, в которой была дверь. Еще одна дверь вела в апартаменты молодого доктора Полстеда, одного из немногих ученых, еще способных по нескольку раз в день залезать на башню и обратно. Доктор был молод, на слух не жаловался, и наверняка слышал, как Лира прогрохотала по крыше и захлопнула люк.

Она приложила палец к губам. Пантелеймон разглядел в полумраке ее жест, все понял и тоже повернул голову, прислушиваясь. Рядом с ним виднелось что-то более светлое. Глаза Лиры почти привыкли к темноте, и она различила тельце деймона и клинышек белых перьев у него на гузке.

Все было тихо.

– Сэр, – прошептала она, – вас нужно спрятать. У меня тут есть холщовая сумка. Если позволите, я могла бы отнести вас к нам в комнату…

– Да, – раздался едва слышный ответ.

Лира прижалась ухом к люку и, не услышав больше птичьего гомона, осторожно приоткрыла его и выскочила наружу – за сумкой и книгами. Скворцы оставили на обложках обильные свидетельства своей последней трапезы. При мысли о том, как она будет объяснять это библиотекарю колледжа Святой Софии, Лира поморщилась. Она осторожно взяла испачканные книги и уже собралась спускаться, как Пантелеймон прошептал:

– Тс-с…

Из-за нижней двери донеслись голоса: от доктора Полстеда выходили двое. Это явно были гости: семестр еще не начался, и домашних занятий доктор не вел. Лира раскрыла сумку. Их гость заколебался. Он был деймоном ведьмы и привык к бескрайним небесам Арктики, тесный холщовый мешок его пугал.

– Сэр, это всего на пять минут, – тихо сказала Лира. – Нельзя, чтобы вас кто-то увидел.

– Вы – Лира Сирин? – спросил он.

– Да.

– Очень хорошо.

И он аккуратно ступил в сумку, которую она приглашающе раскрыла для него.

Лира бережно подняла сумку и стала ждать, пока голоса внизу стихнут. Тогда она переступила через Пантелеймона, спустилась на один пролет и тихонько приоткрыла дверь. Пантелеймон, подобный черной струйке, утек в щель. Лира повесила сумку на плечо и шагнула следом.

– Лира! Что у вас там происходит? – раздался голос у нее за спиной.

Сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди. Пантелеймон, кравшийся впереди, зашипел.

– Доктор Полстед? – обернулась Лира. – Вы слышали птиц?

– Так это были птицы? Я слышал какие-то удары.

Доктор был коренастый, рыжеволосый и очень дружелюбный. Он был куда более расположен к Лире, чем она – к нему. Но она всегда была с ним вежлива.

– Не знаю, что на них нашло. Налетели со стороны Магдалины, как будто с ума сошли. Вот, смотрите!

Она показала ему загаженные книги. Доктор поморщился.

– Почисти их, прежде чем отдавать.

– Ну, конечно. Я как раз собираюсь это сделать.

Его деймон был кошкой, такой же рыжей, как он. Она промурлыкала что-то приветливое, сидя на пороге комнаты, Пантелеймон учтиво ответил и двинулся дальше.

Во время учебного семестра Лира жила в колледже Святой Софии, но комната на заднем дворе Иордана всегда оставалась в ее распоряжении. Когда она влетела туда со своей драгоценной ношей, пробило половину седьмого. Ноша была куда легче, чем ее собственный деймон, и она собиралась непременно ему об этом сообщить – потом, попозже.