– А что со светом? – прокричала Мендоза откуда-то с лестницы.

– Мне надо было подумать, – отозвался Уинтер.

Нащупав в кармане зажигалку, он зажег лампу. Через несколько секунд Мендоза уже протискивалась сквозь узкий проход. Она взглянула на тело Юджина, мельком оглядела комнату и только после этого перевела взор на Уинтера.

– И давно ты тут сидишь в темноте?

– Не знаю, какое-то время, – пожав плечами, ответил Уинтер.

– Общался со своим психопатом?

– Что-то типа того.

– В шерифском отделении опять какой-то форс-мажор, поэтому они и не приехали. Я даже не стала спрашивать, что случилось, потому что вряд ли оно на самом деле случилось. Но когда я им сказала, что мы нашли тело Прайса, все сразу изменилось, и они тут же пообещали кого-то прислать. На этот раз я им верю. И еще я дозвонилась до доктора Гриффин. Когда я сказала ей, кого мы нашли, в ней взыграл нездоровый интерес.

– Его в природе не существует.

– Сказал Уинтер, с удовольствием сидящий в темноте рядом с безглазым трупом.

– Я не думаю, что это Амелия выжгла ему глаза, – через какое-то время сказал Уинтер.

– Кто же тогда, если не она? Ведь никаких признаков сообщника нет.

– Нет, она однозначно была одна. Юджин сделал это своими руками.

Мендоза нахмурилась:

– Представь себя на его месте. Шесть лет Амелия издевается над ним. Держит его в темноте на привязи, как и он когда-то поступил с ней и с Нельсоном. Заставляет его есть из собачьей миски. Когда она зажигала лампу, он смотрел, как она рисует на стенах. И даже когда она выключала лампу, он все равно видел эти картинки перед глазами – их не забудешь. Амелия наверняка видела все эти шрамы у него на теле. Может, она сама и предложила ему выковырять глаза, а позднее этот вариант преобразовался в выжигание глаз. Шесть лет – и без того большой срок, а в этих условиях просто вечность. У Юджина был целый вагон времени, чтобы обо всем подумать. Думаю, чувство вины его съело изнутри.

– И он выжег себе глаза из-за угрызений совести, – закончила за Уинтера Мендоза и покачала головой. – Я плохо себе это представляю.

– Так он спасал себя от этих рисунков.

– Это все твои предположения. Доказательств ведь никаких нет.

– На веках у него шрамы, но на внешней стороне от глазниц или под глазами нет ничего. А ведь если кто-то попытается ткнуть тебе в глаз сигаретой, ты точно будешь дергаться.

– Но выжечь себе глаза, Уинтер!

– Отчаявшийся и отчаянный человек будет и поступки совершать соответствующие. Не мне тебе рассказывать.

– Но свои собственные глаза!..

– Хорошо, вспомни самое ужасное, что ты видела в жизни, и скажи, что я не прав.

– Господи, – прошептала она, покопавшись в памяти.

– Более того. Я думаю, он умер естественной смертью.

Мендоза рассмеялась.

– Уинтер, да вся эта ситуация противоестественная! Вся до мозга костей.

– Конечно, Амелия несет ответственность за его смерть. С этим я не спорю. Но от чего он умер? В него не стреляли, его не забили до смерти и не зарезали. Да, он мог быть отравлен, и мы подождем результатов токсикологической экспертизы, прежде чем исключим этот фактор. Но вряд ли. Остаются естественные причины. Учитывая, сколько здесь болеутоляющих, думаю, у него был рак. На последней стадии боли нестерпимые, поэтому она и давала ему наркотические обезболивающие. Обычные на этом этапе уже не помогают.