В доме нашли два больших рюкзака и один — поменьше. Набили их провизией — ветчиной, свининой, вяленой говядиной, домашним хлебом, сверху положили патроны.
После завтрака Оливия встала и начала было собирать тарелки. Миллисент засмеялась. Смутившись, Оливия поставила посуду на стол.
— Не нужно, — сказал Джон. — Уходим прямо сейчас. Место здесь, конечно, тихое, глухое. Но все-таки любой дом — ловушка.
Стали собираться.
— А как же девочка? — спросила Оливия.
Джон взглянул на нее.
— А что?
— Ведь мы не можем ее так бросить?
— Если это тебя так волнует, пойди и отопри ее. Скажи, пусть идет на все четыре стороны.
— Но мы не можем бросить ее! — Оливия махнула рукой в сторону лестницы. — С ними.
— Что ты предлагаешь?
— Мы могли бы взять девочку с собой.
— Не глупи, Оливия. Ты ведь знаешь — это невозможно.
Оливия пристально посмотрела на него. Вечная робость и неуверенность вдруг сменились решимостью и твердостью. «Как странно меняются люди в тяжкие минуты», — подумал Джон об Оливии и Роджере.
— Если нет, — сказала она, — я останусь с ней.
— А Роджер? — спросил Джон. — Стив?
— Если Оливия захочет, — медленно проговорил Роджер, — мы останемся вместе с ней.
— А кто пойдет открывать дверь, когда пожалуют новые гости? Ты или Оливия? А может, Стив?
Все молчали. только часы размеренно отсчитывали уходящие мгновения летнего утра.
— Почему ты не хочешь взять девочку? — наконец, сказал Роджер. — Ведь Тихоню мы взяли. Девочка вовсе не опасна.
— Как тебе только в голову пришло, что она согласится! — закричал Джон, потеряв терпение. — Мы убили ее родителей!
— Я бы, наверно, смогла ее уговорить, — сказала Оливия.
— Сколько ты собираешься ее уговаривать? Недели две?
Оливия и Роджер переглянулись.
— Вы идите, — сказал Роджер. — Мы догоним. Вместе с девочкой, если она согласится, конечно.
— Ты меня удивляешь, Родж! — воскликнул Джон. — Не хватает только из-за твоей дурости нам сейчас расколоться, — он посмотрел на часы. — Смотри, Оливия. Даю тебе три минуты. Захочет она пойти — пожалуйста. Но учти — никаких уговоров. Идет? — Оливия кивнула. — Я поднимусь с тобой.
Джон пошел первым, отпер дверь. Девочка стояла на коленях, сложив руки в молитве. Джон пропустил Оливию в комнату, оставшись на пороге. Девочка едва взглянула на них, лицо ее было совершенно бесстрастным.
— Милая моя девочка, — сказала Оливия. — Мы хотим, чтобы ты пошла с нами. В одно безопасное место на холмах. Здесь тебе нельзя оставаться.
— Моя мама… Она кричала, я слышала… а потом…
— Она мертва. И отец — тоже.
— Вы убили их, — девочка посмотрела на Джона. — Он убил.
— Да, — сказала Оливия. — У них были продукты, у нас — нет. Люди теперь вынуждены бороться, чтобы достать пищу. Мы победили, они проиграли. Ничего не поделаешь. Но я все равно очень хочу, чтобы ты пошла с нами.
Девочка отвернулась.
— Оставьте меня в покое, — глухо произнесла она. — Убирайтесь. Оставьте меня одну.
Джон взглянул на Оливию и покачал головой. Она подошла ближе и встала на колени рядом с девочкой, обняв ее за плечи.
— Мы не такие плохие люди, как ты думаешь. Просто мы пытаемся спастись сами и спасти своих детей. Время жестокое — приходится убивать. Но будут и другие люди — гораздо хуже. Они станут убивать не за кусок хлеба, а ради самого убийства.