Блюментрит рассказал мне о дне «Д», каким он виделся из штаба немецкого командования, расположенного в Сен-Жермене, то есть немного западнее французской столицы. (Штаб Роммеля находился в Ла-Рош-Гийон, то есть на полпути между Парижем и Руаном, но, так же как и в Эль-Аламейне, в момент нанесения удара Роммеля не было на месте – он как раз ехал к Гитлеру.)

«5 июня около 10 часов вечера мы перехватили несколько радиосообщений, которыми обменялись между собой англичане и французские партизаны и из которых стало ясно, что армия вторжения уже в пути. Наша 15-я армия, стоявшая к востоку от Сены, немедленно была поднята по тревоге, хотя по непонятной причине в 7-й армии, находившейся в Нормандии, сигнал тревоги прозвучал только в 4 часа утра. (Судя по документам 7-й армии, тревога там была объявлена в 1.30.) Таким образом, начало было во всех отношениях неудачным. Вскоре после полуночи начали поступать сообщения о сбросе союзниками парашютного десанта.

Время было решающим фактором. Из частей резерва самым доступным оказался 1-й танковый корпус СС, находившийся к северо-западу от Парижа. Но мы не могли никуда его направить без личного распоряжения из ставки Гитлера. В 4 часа утра фельдмаршал фон Рундштедт позвонил туда и попросил разрешения использовать этот корпус для усиления удара Роммеля. Но Йодль, выступавший от имени Гитлера, отказал. Он считал, что высадка в Нормандии не более чем обманный маневр, и не сомневался, что вскоре последует настоящая высадка к востоку от Сены. «Битва мнений» продолжалась весь день, и только в 16.00 корпус СС наконец получил приказ сниматься с места.

Но с его передвижением были связаны немалые трудности. Их артиллерия располагалась на восточном берегу Сены, а мосты были уничтожены авиацией союзников. Фельдмаршал и я убедились в этом лично. Поэтому артиллеристам предстояло совершить большой круг, чтобы переправиться через Сену южнее Парижа. По дороге они подвергались систематическим бомбежкам, что отнюдь не способствовало ускорению процесса. В результате этот резерв появился в нужном месте только через двое суток».

Войска союзников к тому времени уже прочно обосновались на берегу, и шанс быстрого контрудара был безвозвратно упущен. Танковые дивизии были вынуждены вести бои с целью не дать армии вторжения продвинуться в глубь территории Франции. О том, чтобы отбросить союзников обратно в море, речь уже не шла.

Я спросил у Рундштедта, надеялся ли он разгромить армию вторжения после высадки. Он ответил: «После первых нескольких дней нет. Авиация союзников парализовала любое движение наших войск в течение дня и сделала его чрезвычайно затруднительным ночью. Ваши самолеты разбомбили мосты не только через Сену, но и через Луару, закрыв таким образом целый район. Все эти факторы сделали невозможной концентрацию резервов. Войскам требовалось в 3–4 раза больше времени, чтобы добраться до фронта, чем мы рассчитывали».

После недолгих размышлений Рундштедт добавил: «Помимо вмешательства авиации основным фактором, сдерживающим наш контрудар, стал огонь ваших боевых кораблей. Возможности флота в этом плане стали для нас неприятным сюрпризом». Блюментрит заметил, что офицеры сухопутных сил, допрашивавшие его после войны, судя по всему, не осознавали, какой потрясающий эффект имел обстрел с моря.