Соседки были удивительно милыми и не старались, как ровесницы, задеть меня за живое, за что получали ответные улыбки и вежливые вполне откровенные ответы на вопросы. Но я видела, что они часто переглядываются, словно боятся что-то спросить.

Я раздраженно отложила роман, остановившись на трогательном моменте воссоединения возлюбленных, и посмотрела на взволнованных женщин. Их лица были наполнены тревогой, словно им предстояло сообщить о том, что аппендикс удалить не удалось и мне нужна дополнительная операция.

Я даже хихикнула:

– Так, ну в чем дело? Я что-то не то сказала и как-то повела себя некрасиво?

– Нет, нет, Анют, что ты. Просто мы…

– Волнуемся, – помогла Катя Надежде.

Я мягко заулыбалась. Я, похоже, успела прикипеть к этим таким милым и простым женщинам.

– Что случилось?

Тут Надежда, словно оттягивая нужный момент, стала копаться у себя в косметичке, размером напоминающую дорожную сумку. Наконец, с победным возгласом, она достала тоненькую расческу и похлопала по месту на заправленной одеялом кровати рядом с собой.

Катя в это время выглянула за двери, осматриваясь, словно нам предстояло выкурить тут пару косячков, и прикрыла их.

Я со смехом наблюдала за нелепыми действиями соседок, уже готовясь к самому страшному: от признания в любви, до попытки убийства.

– Давай, я твои шикарные волосы заплету? Ты не против? – вдруг услышала я предложение Надежды.

– Нет, – с энтузиазмом я пересела к ней ближе, облегчённо вздохнув. – Я сама очень люблю плести. Обычно приходится самой.

– Разве у тебя нет подружек? – удивлённо спросила Катя.

Я с невыразимым скептицизмом воззрилась на нее и покачала головой.

– Как-то не сложилось. Ну, давайте. Колите вашими шпагами любопытства. О чём вы, там так заволновались?

Надежда уже расчесала длинное полотно волос, и начала перебирать прямые пряди для косы. На Катю же падали лучи солнца, делая бледное лицо румянее.

День был еще в самом разгаре, и палата была залита светом из окна.

– Ты вчера поздно вернулась, – осторожно начала разговор Надежда, прощупывала почву, но я сразу погрузилась в трясину собственного стыда и воспоминаний о влечении. Не то, чтобы я должна была что-то объяснять, но стало некомфортно и к щеками прилил жар.

– Я думала, вы спите.

– Он тебе что-то сделал, да? – резко вскочила Катя, увидев моё выражение лица.

– Подонок. Мы должны подать жалобу на него! Эти мужчины уверены, что им все позволено, что они держат нас у себя в ногах! Но мы докажем, что женщина не слабый пол.

Она ходила из угла в угол, как загнанный зверь, озвучивая стратегию борьбы со всем мужским родом. Все попытки остановить, доказать что-то прерывались ею лишь взмахом руки и новым потоком эмансипированной речи.

Я жалобно посмотрела на Надежду, задрав голову.

– Катя сядь, – потребовала женщина, направив расческу на Катю. – Анюта и слова вставить не может!

Та, задыхаясь, от праведного гнева наставила как перст судьбы на меня палец, прогрохотав:

– Признавайся, что с тобой сделал этот негодяй?

Возникла пауза, наполненная дыханием трех женщин: взволнованного, гневного, и болезненного. Надежде прооперировали легкие.