— Станнис, может, и подарит мне Утес, — кивнул Тирион. — Но есть еще крохотная проблема — цареубийство и убийство отца. За это он укоротит меня на голову, а я и так довольно маленький. Но с чего это ты решил, будто я собираюсь присоединиться к Станнису?

— А зачем еще тебе отправляться на Стену?

— Станнис на Стене? — Тирион почесал нос. — Что, семь проклятых адов, Станнис делает на Стене?

— Дрожит от холода, я полагаю. В Дорне гораздо теплее. Может, ему следовало отправиться туда.

Тирион стал подозревать, что та конопатая прачка знала больше слов на Общем языке, чем пыталась показать.

— Моя племянница Мирцелла как раз в Дорне. И я подумывал, не сделать ли ее королевой.

Иллирио улыбнулся, когда слуги поставили перед ними чаши с черешней и сливками.

— Что бедное дитя тебе сделало, раз ты решил ее убить?

— Даже убийцы родичей не убивают всех своих родных, — обиделся Тирион. — Я сказал, что собираюсь короновать ее, а не убить.

Торговец сыром проглотил черешню.

— В Волантисе чеканят монету с короной на аверсе и черепом на реверсе. Но монета одна и та же. Короновать ее — все равно, что убить. Дорн, может, и поддержит Мирцеллу, но одного Дорна мало. Если ты настолько умен, как утверждали наши друзья, ты это и сам понимаешь.

Тирион взглянул на толстяка другими глазами. Он прав в обоих случаях. Короновать ее — все равно, что убить. И я это понимаю.

— Пустые угрозы — это все, что у меня осталось. Эта, по крайней мере, заставит мою сестренку залиться горючими слезами.

Магистр Иллирио вытер сливки со рта тыльной стороной толстой ладони.

— Дорога к Утесу Кастерли проходит не через Дорн, мой маленький друг. И не вьется вдоль Стены. Но я уверяю тебя, такая дорога есть.

— Меня ведь признали изменником, цареубийцей и убийцей отца.

Эти разговоры о дорогах раздражали его. Он что, считает все это детскими играми?

— То, что сделал один король, другой может отменить. У нас в Пентосе есть принц, мой друг. Он устраивает балы и пиры, и разъезжает по городу в паланкине из слоновой кости и золота. Перед ним всегда шествуют три герольда: один с золотыми торговыми весами, второй — с железным мечом войны, а третий — с серебрянной плетью правосудия. В первый день каждого года он должен лишить девственности одну деву полей и одну деву морей, — Иллирио подался вперед, положив локти на стол. — Но если пропадут посевы или будет проиграна война, мы режем ему глотку, дабы умилостивить богов, и избираем нового принца из числа сорока семейств.

— Напомни мне никогда не пытаться стать принцем Пентоса.

— А разве в твоих Семи Королевствах как-то по-другому? В Вестеросе нет ни мира, ни правосудия, ни веры… а скоро не станет и еды. Когда люди мрут от голода или дрожат от страха, они ищут спасителя.

— Они могут искать, но если все что они найдут — это Станнис…

— Нет. Не Станнис. И не Мирцелла, — желтая улыбка стала шире. — Другого. Сильнее Томмена, великодушнее Станниса и с большими правами на трон, чем у Мирцеллы. Спаситель явится из-за моря, чтобы перевязать кровоточащие раны Вестероса.

— Прекрасные слова, — но Тириона они не впечатлили. — Слова — это ветер. И кто же он, этот проклятый Спаситель?