Как в августе выезжали на московские площади танки, как снимали с постамента памятник Дзержинскому, как сам помогал друзьям вывозить из здания на Лубянке дела агентов. Тогда, после победы демократии, самым главным было – не допустить их засветки. Среди новых хозяев страны всерьез звучали призывы ворваться в кабинеты чекистов, вскрыть сейфы и на всю страну, поименно назвать их «добровольных приспешников».

Было такое уже и в ГДР, и в Грузии, и в Прибалтике. Этого нельзя было допустить в Москве. А славная милиция выставила по Садовому кольцу посты, которые досматривали все машины, что выезжали из центра. Пришлось генералу своей ментовской ксивой прикрывать ребят. Уже потом дела свозились на дачи и сжигались. Тщательно, чтобы навсегда похоронить все следы тяжелой, на пределе сил работы по защите страны. Которую продали ее правители.

Кстати, и дело «Комарова» сожгли, семь бед – один ответ.

От услышанного хмель мгновенно ушел.

– Досталось вам, мужики. Я в Штатах тоже не отдыхал, то такого даже представить не мог. За «Комарова» отдельное спасибо. Но что дальше?

– Ждать, – уверенно ответил генерал. – Сейчас наверх полезет дерьмо. Бандиты, хапуги всех мастей, мразь, которую будут брать под крыло новые правители. Они уже рвутся, каждый день кого-то убивают, по всей стране перестрелки, похищения. Народ ослеплен, но эта слепота не может длиться вечно. Жизнь – штука объективная, она потребует профессионалов, вышвырнет на свалку пену и у нас, и у вас. Слышал? Московскую милицию возглавил демократ, так от большого ума сразу потребовал созвать собрание агентов, на котором собрался выступить, объяснить, как работать надо.

– Чего? – от удивления у Щербатова глаза полезли на лоб.

– Было, я, когда узнал, сам охренел. Но ничего, ненадолго это, стране, людям потребуются специалисты. И тогда главное, чтобы они были. Так что, братцы, держаться. Нельзя нам рапорта на увольнение писать, как бы ни было паршиво.

Щербатов вернулся домой поздно. Алла сидела на кухне, смотрела телевизор. Точнее, смотрела в телевизор, потому что происходящее на экране ее не интересовало ни в малейшей степени.

– Пришел? Чего так поздно? Я уже изволновалась. Вон в городе чего происходит – убийство на убийстве, как в Чикаго. Или на Сицилии.

– Да с друзьями посидели, все в порядке, – он попытался успокоить жену. Не вышло.

– В порядке?! А то, что сегодня, прямо на моих глазах расстреляли председателя правления банка?! Нашего банка, если ты не понял! А потом пришли какие-то бритые бугаи в красных пиджаках и сказали, что банк теперь их – это, по-твоему, порядок?

Щербатов бросился к жене, попытался обнять, успокоить. Но та резко отстранилась:

– Не надо! Не надо меня трогать. И утешать не надо. Вася, – в ее голосе прозвучала мольба, – давай уедем! Мне предложили работу в Швейцарии! Представляешь?! Горы, спокойствие и, главное, никаких бандитов, крыш, терок и предъяв, ничего! Или в Израиль? Нас там примут! Недавно звонила тетя Фрума, сказала, что есть хорошее место в банке, в Тель-Авиве. А уж хороший полицейский там ни за что без работы не останется. Для них ведь ты еврей, не забыл? Про бабушку по маминой линии, Розу Яковлевну? Так за что нам здесь держаться.