— Прочь, невольник! Чего тебе надобно?

— Я отпустил Бергова на волю и сам пришел сюда, потому что вы обещали отпустить за это на волю мою дочь.

— Кто тебе обещал? — спросил Данфельд.

— Ты, комтур, коли только есть у тебя совесть.

— Свидетелей тебе не найти, а впрочем, они и не нужны, когда речь идет о чести и слове.

— О твоей чести, о чести ордена! — воскликнул Юранд.

— Что ж, тогда мы отдадим тебе твою дочь! — ответил Данфельд.

Затем он обратился к присутствующим и сказал:

— Все, что встретило его здесь, отнюдь не достойная кара за его злодеяния, а лишь невинная потеха. Но раз мы обещали вернуть ему дочь, раз он явился сюда и смирился пред нами, то знайте, что слово крестоносца так же нерушимо, как слово бога, и что дочери его, которую мы отняли у разбойников, мы даруем сейчас свободу, а после примерного покаяния во грехах, совершенных против ордена, и ему позволим вернуться домой.

Некоторые удивились, услышав такие речи; зная Данфельда и старую обиду, которую он питал к Юранду, никто не ждал, что он будет так великодушен. Старый Зигфрид, Ротгер и брат Готфрид воззрились на него, подняв в изумлении брови. Однако Данфельд притворился, будто не видит их вопросительных взглядов.

— Дочь мы отошлем под стражей, — сказал он, — а ты останешься здесь, пока наша стража не вернется невредимой и пока ты не заплатишь выкупа.

Юранд и сам изумился, он уже совсем потерял надежду на то, что, жертвуя собой, сможет спасти Данусю. Он устремил на Данфельда благодарный взгляд и произнес:

— Да вознаградит тебя бог, комтур!

— Знай же, каковы рыцари Христа! — ответил ему Данфельд.

— Велик бог милостию, — сказал Юранд. — Долгое время не видал уж я своего дитяти, позволь же мне поглядеть на дочку и благословить ее.

— Да, но только в присутствии всех, дабы все могли свидетельствовать, сколь верны мы нашему слову и милостивы!

С этими словами он велел стоявшему рядом оруженосцу привести Данусю, а сам подошел к де Леве, Ротгеру и Готфриду, которые окружили его и торопливо и взволнованно стали что-то ему говорить.

— Я не стану противиться, — говорил старый Зигфрид, — но ведь у тебя были совсем другие намерения.

А вспыльчивый, прославившийся своей храбростью и жестокостью Ротгер воскликнул:

— Как, ты не только хочешь девку выпустить, но и этого дьявола, этого пса, чтобы он опять стал кусаться?

— Он теперь еще не так будет кусаться! — поддержал его Готфрид.

— Ба!.. Зато выкуп заплатит, — небрежно возразил Данфельд.

— Да если он все свои богатства отдаст, так за год с нас вдвое слупит!

— Что до девки, так я не стану противиться, — повторил Зигфрид. — Но из-за этого волка мы, овечки, еще наплачемся.

— А наше слово? — с улыбкой спросил Данфельд.

— Мы слыхали от тебя другие речи…

Данфельд пожал плечами.

— Мало вам было потехи? — спросил он. — Хотите еще?

Юранда снова окружила толпа; все считали, что великодушный поступок Данфельда покрыл орден славой, и бахвалились перед старым рыцарем.

— Что, сокрушитель, — говорил капитан замковых лучников, — небось твои язычники не обошлись бы так с нашим христианским рыцарем?