– Что-то не так. То ли я обессилел в дороге, таская меж ног этого осла, то ли ты что-то такое съел, волшебное! – заявил он, когда они продолжили путь.

– Я же тебя предупреждал, что разделаю когда-нибудь, – небрежно фыркнул Модус.

Море близко, наступившая ночь теплее, звезды ярче. Они нашли подходящую лощинку, пошерудили палками, чтобы спугнуть змей, развели небольшой костерок. Перед сном ноздри вдыхают влажный ночной воздух, ловят запах соленого моря, за которым, за тысячи лиг отсюда, лежит Британия, родной дом.

– Думаешь, осталось там что-нибудь живое, в наших краях? – спрашивает Квентин.

– А почему нет? – Модус в свете костра любуется перстнем, отставляет руку подальше, подносит к самому лицу, прищуривается, оскаливает в улыбке зубы.

– Римляне после нас небось прошлись по всей Думнонии, выжгли все, камня на камне не оставили… – говорит Квентин. – Наш замок они точно разрушили и сожгли. А твой замок, ну, который мой отец подарил твоему, он вообще крепкий?

– Да нет, рухлядь! – отвечает Модус. Он насторожился: почему Квентин задал такой вопрос? Может, хочет отобрать его обратно?

– Только это не совсем замок, коли на то пошло. Старая римская вилла, еще со времен Клавдия. Какой-то чиновник там жил, пока вся эта заваруха не началась, потом сбежал. Отец стену каменную только пристроил, вал насыпал, вырыл ров. – Он широко зевнул. – Холодно зимой, дует, как в собачьей конуре. Ковров не напасешься, чтобы все дыры прикрыть, так у нас шкуры по стенам развешивали и даже тряпье всякое, какое придется.

– А у нас были крепкие стены, но зимой тоже холодновато. Правда, слуги топили камины с утра до вечера. К тому же у нас были термы.

Модус приподнялся на локте.

– Слушай, ты там, наверное, во дворце своем и сала деревенского никогда не пробовал? Вам небось только пироги с фазанами да кренделя медовые подавай, а?

– Кренделя… Ну ты даешь! – сказал Квентин. – Какой же бритт проживет без сала?! У нас и коптильня своя была.

– А мой отец раньше пиво варил, во всей округе его уважали. Знаешь у нас погреб какой? – Модус оживился, даже привстал. – Настоящее чертово подземелье! Заблудиться можно запросто. А в стенах ниши такие здоровенные, я однажды видел, как он их камнем закладывает… Нам с братом строго-настрого запрещалось туда ходить. Я по малолетству думал, он там трупы каких-нибудь знатных римлян прячет, воображал, как он по ночам охотится на них, такой… в волчьей шкуре, с мечом и в шлеме с бычьими рогами.

– Ну, и что там было, в тех нишах?

– Отец там медовуху хранил, – с тихим смешком сказал Модус. – Ну, все свои запасы!

– А у тебя кто из родных остался?

Модус опять взглянул на перстень.

– Да никого, – ответил он резко. – Кто сам помер, кого римляне убили. У нас ведь две карательные экспедиции прошли, Девятый легион, людей косили направо и налево. Так что… Один только младший братец-олух. Если он выжил, конечно. Это сколько ему было?.. Когда я в дружину Карадога Косматого пошел, мне уже семнадцать стукнуло, а ему, значит… Ну да, четырнадцать всего. Он еще со мной просился, хныкал, сопли размазывал, скотина. А я его не взял.