Игральные кости по-прежнему были послушны Модусу. В портах он продолжал играть и неизменно выигрывал. Богатые сановники, купцы, сделавшие огромные состояния на торговле специями, владельцы финиковых и оливковых плантаций, пьяные северные пираты, увешанные золотом, как собака репьями… В каждой каупоне, на каждом постоялом дворе, в каждом алеаториуме были свои одержимые, для которых игра составляла суть жизни. Они проигрывали Модусу целые состояния. По его приблизительным подсчетам, он разорил дотла не меньше сотни человек. И счет мешкам с серебром шел на десятки.

Для удобства хранения он обменивал серебро на золото, а золото на бриллианты, поскольку они занимали меньше места. На Родосе он заказал второй сундук из прочной белой стали, который приказал намертво врезать в стену каюты, так что унести его можно было только вместе с частью обшивки. Он обновил часть своей команды, так как ему показалось, что начальник гребцов замышляет бунт. В Никополе взял еще троих телохранителей – свирепых светлоглазых дакийцев, которые сопровождали его во всех поездках. В каждом порту он нанимал легкую колесницу с самыми лучшими лошадьми, чтобы в случае опасности можно было уйти от любой погони. Но опасности обходили Модуса стороной, а фортуна по-прежнему держала ладонь на его макушке. Ему продолжало сказочно везти, золото и серебро сами текли к нему в руки, и ничего не оставалось, как только подставлять все новые и новые мешки. И тратить, тратить, тратить…

На одном из рынков Кидонии он увидел драгоценные ашшурские ковры и остановился там на лишнюю неделю, чтобы мастера-драпировщики украсили ими его каюту. В Сиракузах заказал обшивку для корпуса судна из золоченой меди. Помня случай с римской триерой, он нанял дополнительную охрану и вооружил всех, а себе купил отделанные серебром доспехи римского легата. В Регии, небольшом торговом городке на юге Апеннин, он устроил пир для местной знати, где велел наполнить целый бассейн благородным фалернским вином, а в Эфесе купил белого слона, на котором разъезжал по улицам, наводя восхищенный ужас на горожан.

Дальше на запад – Сардиния, Генуя, Массилия Галлийская…

Камень в зубах льва испускал острые красно-зеленые лучики каждый раз, когда начиналась его игра, кости всегда ложились так, как ему было надо. И не только кости… Девушки, замужние женщины, почтенные хранительницы семейного очага сходили с ума, видя блеск золота, серебра и драгоценностей. Возможно, дело было не только в богатстве Модуса, в его молодости и привлекательности. Стоило только поманить пальцем, как дочери и жены влиятельных людей, уважаемых горожан, привыкшие к роскоши и обожанию, сами прыгали в его постель, словно кто-то невидимый давал им пинка. Дочь городского казначея в Галикарнасе после шумной оргии, устроенной Модусом, сбежала с ним на Крит (где он поспешил от нее отделаться). Жена наместника в Эфесе пыталась покончить с собой, едва он сообщил ей, что покидает город. Гетера из Никополя, прекрасная Лукиана, сопровождала Модуса до самых границ Галлии – пока он не сбагрил ее в порту какому-то проигравшемуся в пух и прах римскому центуриону, просто в качестве утешения.