На другую ночь я повторил попытку, на сей раз более удачно. Княжеский сон был умиротворяющим – луг, цветы, ручеек весело блестит под солнцем. Пора вмешиваться.

Я занял все видение князя и почувствовал, что он вздрогнул.

– Узнаешь ли меня, княже? Я – бывший твой дружинник, на которого ты прогневался за подозрение облыжное. Не виновен я перед тобой ни в чем, разве только жизнь твою спас. И теперь ты жизнью своей со мной навеки, до смерти связан. Я умру – и ты погибнешь, меня схватят – и тебе не жить. Понял ли меня, княже?

Я убрался из княжеского сна. Не стоит перебарщивать. Лучше через некоторое время повторить сеанс, твердо вбив в голову князю, что искать меня не надо.

Уснул я далеко за полночь, утомленный, но довольный содеянным.

А через несколько недель в церкви священник Питирим вновь отвел меня в сторонку и попросил посетить настоятеля монастыря отца Савву.

«Что опять случилось? – думал я, подъезжая к монастырю. – Неужели снова какая-то кража или монах исчез? Пошлю их всех подальше, так недолго и в кабалу попасть».

К моему удивлению, игумен встретил меня приветливо, усадил в кресло, а не на скамью поодаль.

– Как поживаешь, Георгий?

– Твоими молитвами, отец Савва.

– Ну-ну, не все так уж и плохо. Прибыл Иона из Боровска позавчера. Очень хорошо о тебе отзывался, мол, не сребролюбив, милостив – никого не покалечил и жизни не лишил, а дело свершил. Как истый православный. Мера зрелости и серьезности человека определяется делами, а не словами и намерениями. О твоем поступке даже сам предстоятель знает.

Отец Савва перекрестился и продолжил:

– Есть у нас лазутчики свои даже у Вассиана Косого. Говорят, землю князь роет, хочет найти человека, что расстроил его хитроумную комбинацию. Мы, по мере наших возможностей, сделаем все, чтобы о тебе никто не узнал.

Вот уж спасибо! Втянул меня в свои церковные интриги, а теперь – «в меру сил». Да что же мне так не везет: если вчера меня искал один князь, то сегодня – уже два. Так и в России места не останется, куда спрятаться можно.

Видимо, Савва прочитал на моем лице печать беспокойства и уныния.

– Рано унывать, сын мой! Не все хорошее ты от меня еще узнал. В доме князя Овчины-Телепнева о тебе благополучно забыли. Не далее как три седмицы назад сам князь распорядился прекратить поиски, а буде где и встретишься ты с дружиною княжеской, притеснений тебе не творить. В случае же опасности для твоей жизни – защищать, как самого князя.

Настоятель продолжил:

– Сам удивлен сим поворотом. Овчина-Телепнев нам знаком хорошо, не раз сталкивались с ним. Серьезный муж, за государя радеет, при этом и от государя милости имеет. Но при всем при том злопамятен зело. И вдруг – прекратить поиски. Инда и мы не лыком шиты. Божьим промыслом водимый размыслил я, что надо тебе родословную знатную иметь. Ты где рожден-то?

– Честно сказать, отец Савва, даже не знаю. Сиротою рано остался…

Дальше врать не пришлось – настоятель хитро заулыбался, и я замолчал. Наверное, игумен Никодим, настоятель монастыря подо Ржевом, довел сведения о моем прибытии из будущего до иерархов церкви – иначе чего отец Савва так хитро заулыбался? Ох, за каждым словом надо следить, тщательно обдумывать, прежде чем ляпнуть чего не то.