Она всегда находилась в полной боевой готовности и превосходном расположении духа. Теперь, когда речь заходила о дополнительной операции, Миллер слышал не «О Госсссподи!», как раньше, а «Хорошо, везите». Ему не сразу удалось к этому привыкнуть.

Его операции, особенно вмешательства на позвоночнике, часто продолжались по многу часов. Сверхурочные не оплачивались и не компенсировались отгулами, предполагалось, что если профессор не успевает закончить операцию до конца рабочего дня, то он сам дурак и так ему и надо. Поэтому Миллер привык, что после трех часов дня операционная сестра начинает ныть, подгонять его и жаловаться на свою тяжелую долю. В принципе Дмитрий Дмитриевич признавал за ней это право и не одергивал, если сестра держалась в рамках приличия.

Каково же было его удивление, когда в положенное время он не услышал от Тани ни слова упрека! Он даже почувствовал себя неуютно. Чего-то не хватало, и Миллер внезапно принялся оправдываться:

— Очень сложный случай, поэтому так долго… Тут сплошные рубцы в зоне плечевого сплетения, пока нервы в них выделишь…

— Вы, главное, не волнуйтесь, — сказала Таня. — Работайте, на нас внимания не обращайте.

Профессор чуть ножницы не выронил.

Вообще-то язычок у нее был острый. Но грубоватые шутки, которые Таня иногда позволяла себе, почему-то не обижали.

Однажды Миллер ставил металлическую конструкцию при переломе позвоночника. Чертова конструкция, ничем не примечательный на вид набор железок, стоила три тысячи долларов, и профессор очень волновался, что может испортить такую дорогую вещь.

— Только бы не накосяпорить, — напряженно бубнил его ассистент Чесноков, у которого от мысли о том, какими огромными деньгами они сейчас ворочают, пропала вся обычная жизнерадостность и невозмутимость.

Миллер молча скрипел зубами, стараясь не думать, что с ним сделают родственники больного, если он неправильно прикрутит какую-нибудь гайку. Он вообще не любил синтетические конструкции. Насколько хорошо он понимал и ощущал человеческие ткани, настолько же беспомощным чувствовал себя лицом к лицу с техническим прогрессом. Поэтому он и взял в помощники Чеснокова, который в свободное время торговал на авторынке красками, имел автомобиль и считался среди женского коллектива крупным авторитетом по вбиванию гвоздей и закручиванию гаек. Хуже всего было то, что конструкция не подлежала повторной стерилизации, вскрытие упаковки до начала операции запрещалось, поэтому нельзя было заранее в спокойной обстановке изучить, как она устроена. Ознакомиться с ней удалось лишь перед самым началом операции, когда все уже надели стерильные халаты и перчатки, а Таня выложила элементы конструкции на свой столик. Изучая их, приходилось соблюдать конспиративные меры, ибо больной еще не получил наркоза и его могли насторожить восклицания вроде: «А эту хрень куда? Блин, как тут все непонятно! Вот чертова бандура!»

Но они справились! Миллер перенервничал, но конструкция поместилась как надо.

Для проверки профессор сделал интраоперационную рентгенограмму и, прежде чем ушивать рану, с законной гордостью полюбовался безупречным снимком. Конструкция встала как влитая.