— Это он? — спросил мужчина, когда я вошел. Она кивнула, даже не повернувшись.
— Инженер-механик? Документы есть?
— Немецкий паспорт, временный.
— Когда-нибудь плавали?
— Я работал в доках.
— Гм…
Голос звучал бесстрастно, холодно и сурово. Мне показалось, что он того же тембра, что и голос мужчины из соседнего кабинета. "А что вы мне хотите дать, что вы мне можете предложить?"
На курительном столике лежал помятый листок обычной белой бумаги. Вероятно, упаковка от подарка, который он принес ей. Он отложил сигару, подвинул к себе бумагу, оторвал клочок и твердым почерком написал:
"Помощником в машинное отделение! "Фаррина"."
— Утром доложите о своем прибытии старшему помощнику. В час отплываем!
И он повернулся ко мне спиной. Это был он, голос из соседнего кабинета, я не мог ошибиться.
— Плывем, — сказал из темноты сдавленным голосом Гут.
Мне пришло в голову, что Августе не надо было даже и спать с капитаном. Я был нужен ему и без этого, им необходимо было пополнить состав отбросами без родины, которые они могли бы послать на дно. В ту ночь в раздевалке Августы он уже знал, что должно произойти. Ему приставили нож к горлу.
Он продал нас за пару миллионов и за жизнь своего ребенка!
Машины работали. Даже сюда доносился гул корабельного вала, наполняющий трюм.
— Мы не в Средиземном море, — хрипло зашептал Гут, — мы в Атлантическом океане. Вспомни, ты вечно глазел на берег, видел ты вчера вечером огни, когда шел на смену?
Я частенько сиживал на палубе, стараясь глотнуть немного холодноватого воздуха. С левого борта должны были быть берега Португалии, но я ничего не видел. Жаль, я хотел увидеть конец Старого Света, последний выступ Европы так, как его видывали древние мореплаватели. Как я представлял его в детстве по страницам книг.
— Огней я точно не видел, ничего не было видно, — сказал я.
— Они изменили курс, вероятно, еще перед наступлением темноты. И вообще мы плыли не к Гибралтару, они не отважились бы проделать нечто подобное под носом у англичан. Мы в Атлантике, плывем, скорее всего, в Америку, Южную Америку, понимаешь?
Он встал и начал бегать по дну резервуара.
— Какому-нибудь прохвосту-диктатору потребовался уран для своей бомбы, каждый прохвост хочет иметь свою бомбу. Это ведь был современный военный корабль, такого в своем распоряжении не имеет ни одна банда. Знаешь, что это означает? — заорал он на меня в темноту. — Двадцать — тридцать дней на море — в лучшем случае, если нас не потянут куда-нибудь в Патагонию или Тихий океан. В любом случае сдохнем от голода или нас бросят за борт! Боже мой… — собственные слова били его, как молотом, звук своего голоса разбудил в нем прошлое. Что-то, чего уж нет и никогда не будет. — Боже мой, что будет с моей семьей… — начал он кричать как невменяемый, как безумный. Я не видел его, я только слышал этот нечеловеческий голос отчаяния. — Мы мертвецы, нам надо было умереть с остальными на море, это было бы только мгновение, но здесь… Я не хочу, я не хочу, — стонал Гут и колотил кулаками в стену резервуара.
Несмотря на то, что разумом я осознавал безнадежность положения, чувствовал страх как никогда, мне казалось, что все происходит вне нас, что меня это не касается. Абсурдность случившегося была так велика, что я был просто не способен понять и осмыслить все последствия.