Однако стоит понаблюдать за взглядом грудного младенца, слушающего взрослых, или за глазами собаки, всем своим существом внимающей сверхъестественности вербальных команд, или, наконец, за взглядом кошки, ласково уничижающей сверхъестественность человеческого сознания, – и все становится на свои места.

Ведь именно рациональность сознания приводит ко все большему выцветанию красок детства (правда, сказывается и «белизна» прошлого, наслаивающего на эти краски свою леденящую лессировку). Мне кажется, основная причина – абсолютизация собственного сознания с его сугубо социальным процессом вербализации. Ибо только сознание человеческое способно опредметить смысл самого предмета не в каком-либо цветном предмете, а в абсолютно «белом» слове абстракции, которая включает в себя цвета всех предметов – подобно тому как белый свет включает в себя все оттенки спектра.

И социализирующееся сознание младенца как нельзя более восприимчиво к этому цвету. Наиболее наглядным хроматическим примером этому может служить замечательное правило, сформулированное еще Леонардо да Винчи: «Белое более восприимчиво к любому цвету, чем какая угодно другая поверхность любого тела».

Смысловая функция белого производна от света, от мистического просвещения. Белый – материнская (и женская) интуиция.

Лишь со временем (при взрослении) в этом белом мы бессознательно ощутим черное, которым наделен основной символ даосизма – Тайцзи. В младенчестве же мы весьма далеки от этого. Все мы – и мужчины, и женщины – рождены женщиной и, как правило, будучи младенцами, вскормлены ее грудью. И кормление, и белизна грудного молока, и белизна матери – все это прежде всего Материнская ипостась любви. И Эмиль Верхарн это выразил прекраснейшим образом в «Венере»:

Поэтому мне кажется маловероятным (по крайней мере, как это абсолютизировал Фрейд), чтобы младенец обладал либидо, сравнимым с материнским инстинктом. Иное дело – белизна памяти, хранящая образ нежности и неосознаваемости того действа матери с нашим бессознанием, которое лишь во взрослом состоянии перенесется на сексуального партнера противоположного пола.

Муза Пролеткульта Лиля Брик

И эта белизна как нельзя лучше согласуется с концепцией Юнга, согласно которой, в частности, архетип матери является вводящим нас в будущую жизнь, определяемую в младенчестве прежде всего собственной родительницей.

По психологическим параметрам воздействия белый цвет характеризуется такими свойствами, как светлый, легкий, холодный, блестящий и ослепляющий. Обыкновенно же белый цвет ассоциируется со святостью, чистотой и целомудрием. В аспектах гендерного сопоставления В. Г. Кульпина приводит множество примеров, которые выявляют именно женственную семантику белого цвета для нормальных условий существования:

Булат Окуджава также не мог обойти столь очаровательный факт:

Вообще говоря, как считают мужчины, к женщине, одетой в белое, можно относиться только с особым почтением, ибо она «кажется окруженной неизъяснимым магическим ореолом». А следовательно – и «возвышеннее, нежнее и недоступнее». По мнению современных психологов, женщинам в белом свойственны бескомпромиссность и некоторая холодность сердца.