— Этаж, надеюсь, не первый?

— Седьмой, твой любимый, — улыбнулась Надя.

Поднялись в зеркальном лифте, вышли на чистенькую площадку. Надя уверенно вдавила кнопку звонка. И — в недоумении отступила.

Потому что дверь им отворила ослепительной красоты мулатка. Господи, откуда только взялась такая в заурядном районе Медведково? Будто со страницы глянцевого журнала спрыгнула: копна кудрявых, медового цвета волос перехвачена желтой лентой, цвет лица изумительный — будто какао в аутентичной венской кофейне, ярко-голубые глаза оторочены в бархат безупречно длинных ресниц. Грациозная, гибкая, изящная шея, безупречной формы руки. Ноги, успела грустно подумать Митрофанова, раза в два длиннее, чем у нее.

Полуянов, разумеется, так и застыл столбом. А экзотическая красавица несколько нервно произнесла:

— Вы пришли квартиру смотреть? Можно мне на ваши документы взглянуть?

— Зачем вам? Мы вроде не на сделку пока, — хмыкнула Надя, но паспорт протянула.

Мулаточка стрельнула взглядом на фамилию с именем и сразу воспрянула:

— Я просто на всякий случай! Здравствуйте, Надежда! Мне тетя Тамарочка про вас говорила. Проходите, пожалуйста! А меня зовут Изабель. Я — хозяйка.

— Э… Очень приятно, Дмитрий, — поспешил вмешаться в разговор журналист, с удовольствием подхватывая изящную ладошку. Кажется, собирался поцеловать, но метнул на Надю виноватый взгляд и удержался, лишь пожал хрупкие пальчики.

И — видно, желание обольщать в крови у всех мужиков! — животик сразу подтянул, плечи расправил. Взор (только что был усталым, почти равнодушным) сделался заинтересованным, обволакивающим.

Надя решительно выступила вперед, оттерев Полуянова плечом, и строго произнесла:

— А почему Изабель? Тамара Кирилловна говорила, хозяйку Елизаветой зовут.

— Как? — искренне удивилась мулаточка.

— Елизаветой. Ну, или Лизочкой, — пожала плечами Митрофанова.

— Так это я и есть! — развеселилась девушка. — В детстве так придумали, чтобы дети не дразнились. А то мало что негритянка, так еще и Изабель. Изабель Николаевна. Смешно звучит, правда?

По-русски она говорила совершенно свободно, да и по виду — пусть рафинированная и холеная, но явно наша.

Но только каким образом, — лихорадочно соображала Надя, — у русских (она сама документы на квартиру смотрела!) родителей дочка вдруг оказывается мулаткой? Неужели внебрачный ребенок — в академической, правильной семье! А что, запросто может быть. Тамара Кирилловна, помнится, упоминала: родители Лизочки жили плохо, постоянно ссорились. Из-за внебрачного ребенка, похоже. Кто, интересно, загулял? Жена или муж?

В обычной жизни тактичная Митрофанова никогда не стала бы задавать неудобных вопросов, но когда речь идет о миллионной сделке, не до воспитанности.

— Вы хотите сказать, что являетесь родной дочкой Николая Евгеньевича? — нахмурив брови, уточнила она.

— Как я могу быть родной? — вздохнула красавица. — Я приемная, естественно. Родителей не помню, в детдоме жила. На Кубе. А папа там работал, ну и удочерил меня. В смысле, они с мамой удочерили. Когда мне шесть лет было.

Риелтор, Аскольд Иванович, помнится, рассказывал пару историй: как