Ройбен захотел спросить, о чем речь, но эта мысль пропала в потоке других, мучивших его.

Он лежал в койке и размышлял. Если обезболивающие притупляют восприятие, то это хорошо. Но пока что получалось, что они лишь погрузили его в заторможенное состояние, сбили с толку и сделали уязвимым перед внезапными вспышками воспоминаний. Он уже не слишком понимал, что он помнил на самом деле, а что ему причудилось. Все эти звуки его пугали. Даже посторонние запахи были способны вырвать его из неглубокого сна.

Пару раз в день к нему забегал отец Джеймс, всякий раз опаздывая из-за каких-нибудь дел в церкви. Времени у него хватало, по большей части, только на то, чтобы сказать Ройбену, что он выглядит все лучше и лучше и явно идет на поправку. Но Ройбен видел на лице брата нечто новое, ему незнакомое. Что-то, похожее на страх. Джим всегда старался защищать младшего брата, но сейчас это не было страхом за его здоровье.

— Скажу я тебе, выглядишь ты весьма здоровым и крепким для человека, пережившего такое, — как-то сказал Джим.

Селеста заботилась о нем изо всех сил, настолько, насколько он ей позволял. Она оказалась потрясающе изобретательной. Поила его диетической кока-колой через соломинку, поправляла одеяла и простыни, без конца вытирала ему лицо, помогала ходить по отделению, когда по распорядку требовалась прогулка. И раз за разом выходила из палаты лишь затем, чтобы позвонить в окружной суд. Возвращаясь, принималась убеждать Ройбена в том, что ему не о чем беспокоиться. Она делала все быстро и умело и, казалось, совсем не уставала.

— Медсестры называют тебя самым красивым из пациентов во всем отделении, — как-то сказала она. — Не знаю, что они тебе тут дают, но, клянусь, твои глаза стали темно-синими.

— Невозможно, — ответил Ройбен. — Глаза не меняют цвет.

— Может, это от сильнодействующих лекарств, — сказала Селеста. Она смотрела на него, не в глаза, а на них. От этого Ройбену стало несколько неуютно.

Разговоры о загадочном животном все продолжались. Не вспомнил ли он что-то еще, спросила Ройбена Билли Кейл, редактор, с которым он работал, гениальная женщина, исподволь заправлявшая всем в «Сан-Франциско обсервер». Сейчас она стояла рядом с его койкой.

— Нет, честно говоря, — ответил Ройбен, с трудом справляясь с дурманом обезболивающих и стараясь выглядеть нормально.

— Значит, это была не пума, ты уверен в этом?

— Билли, я же говорил, я вообще ничего не видел.

Билли была невысокой коренастой женщиной с аккуратно уложенными светлыми волосами, в дорогом костюме. Ее муж, девелопер на рынке недвижимости, сколотил состояние задолго до нынешнего кризиса и теперь финансировал газету. Это стало для Билли шансом начать новую жизнь. Она была отличным редактором и ценила индивидуальность в каждом из своих репортеров, всячески их поддерживая. А Ройбен понравился ей с самого начала.

— Я вообще этого зверя не видел, — сказал Ройбен. — Только слышал. И, по звукам, это должна была быть огромная собака. Понятия не имею, почему она меня не убила. И понятия не имею, почему она там оказалась.