Перед собой механик держал женщину лет тридцати, небольшого роста, со спутанными светлыми волосами, одетую в такой же комбинезон. Мужчина обхватил рукой ее шею, и подбородок женщины, прижатый локтем Уайта, был задран кверху под неестественным углом. Женщина плотно сжимала губы и смотрела широко раскрытыми от ужаса глазами. В ее шейную вену упиралась длинная тонкая отвертка.
В другой руке Уайт держал брикет пластиковой взрывчатки и невзведенный детонатор.
Крик здесь звучал особенно громко, прерываясь только тогда, когда Уайт делал резкий булькающий вдох. Крейн понял, что в таком шуме сосредоточиться тяжело.
«Уговаривайте его, — гласили правила. — Успокойте его, потом лишите возможности двигаться». Легко сказать. Крейн однажды говорил с прыгуном-самоубийцей, стоя на растяжке моста Джорджа Вашингтона. Разговаривал с людьми, приставившими пистолет к своему виску или засунувшими ствол ружья себе в рот. Но беседовать с человеком, у которого в руках заряд пластида на десять гранат, ему еще не доводилось.
Крейн вдохнул раз, потом другой. И сделал шаг вперед.
— На самом деле вы этого не хотите, — сказал он.
Красные глаза мужчины метнулись на него и тут же — в сторону. Он продолжал кричать.
— Вы ведь этого не хотите, — повторил Крейн громче.
Он сам себя не слышал из-за крика.
Взгляд мужчины снова метнулся к нему. Он еще крепче притянул к себе заложницу и вдавил кончик отвертки в ее шею.
Крейн замер. Он видел, как умоляюще смотрит на него женщина, лицо которой превратилось в маску страха. Ему стало неуютно при мысли о собственной уязвимости — он стоит между оцеплением и человеком, который кричит, держит заложницу и брикет взрывчатки с детонатором. Доктор подавил порыв отступить.
Крейн стоял, не двигаясь, и раздумывал. Затем очень медленно сел на металлический пол. Снял ботинок, другой, аккуратно отставил их в сторону. Потом снял носки и тоже отложил их, тщательно расправив. А после он подался вперед, опершись ладонями о пол.
Проделывая все это, доктор ощутил, как что-то изменилось в помещении — наступила тишина. Крик прекратился. Уайт смотрел на него, все еще прижимая отвертку к шее женщины.
— Ты же не хочешь этого, — произнес Крейн терпеливым, рассудительным тоном. — Нет такой беды, которой нельзя было бы помочь. Что хорошего в том, что ты причинишь вред себе или другому человеку? Так ведь только хуже будет.
Уайт ничего не отвечал. Он смотрел, широко раскрыв глаза, и тяжело дышал.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Крейн. — Что случилось? Как нам помочь тебе?
Уайт всхлипнул и болезненно сглотнул.
— Пусть перестанут, — сказал он.
— Что перестанет? — спросил Крейн.
— Звуки.
— Какие звуки?
— Эти звуки, — ответил Уайт шепотом, немного всхлипнув. — Эти ужасные звуки. Звуки, которые никак… никак не прекращаются.
— Давай поговорим о звуках. Мы могли бы…
Но Уайт опять начал всхлипывать, все громче и пронзительней. И снова закричал.
Крейн схватил себя за воротник рубашки и свирепо дернул вниз. Раздался громкий звук разрываемой ткани, со стуком посыпались пуговицы. Он снял разорванную рубашку и положил ее рядом с ботинками.