Сохраняя позу пловца, приготовившегося к прыжку, директор сползает с жены, а его ополоски остаются в ней. Скоро над ней снова захлопнется мышеловка домашних хлопот, и она вновь вернется туда, откуда пришла. Солнцу еще далеко до захода. Мужчина исторг из себя свой восторг и теперь, роняя слюну изо рта и слизь с гениталий, отправляется в ванную, чтобы очиститься от дневных трудов.

Местный люд смотрит на них с восхищением, ведь у них там, в округе, совсем мало спортивных девушек. Женщина убаюкивает свои заботы, Герман возлежит на ней в ночном упокоении. Сын их распоряжается другими детьми намного уверенней, чем владеет смычком. Отец занимается производством бумаги — эфемерного товара, который исчезает в пламени его страсти. Лишь пепел остается там, где взор скользит по трудам и свершеньям мужей. Женщина отводит взгляд от стола, который она накрыла, открывает клапан, имеющийся сбоку на платье, и ссыпает туда объедки, оставаясь себе верна. Сегодня семейка в узком семейном кругу пьет сладостный сок воспоминаний, льющийся из проектора. Еду подадут позже, вместе с ребенком, который копается в тарелке. Что бы ему ни говорили, он и ухом не поведет, столь безобразно и своевольно его поведение. Вот уже несколько месяцев он обещает, что станет лучше играть на скрипке, однако отец получает большое удовольствие от оплеух, которые он отвешивает этой юной и милой натуре. Вся наша страна отличается подобной расточительностью, кормясь за счет искусства и моря голодом всех своих верных заимодавцев и добропорядочных граждан, не занесенных в графу «особо ценных».

Язык у женщины словно платье, под которым все скрыто. Она отпускает себе грехи, хрустя солеными палочками, которые по телевизору выглядят намного больше, чем во рту, где они быстро теряются из виду. И все же мы сыплем этот продукт в сточные трубы наших тел, настроенных на уютный домашний вечер. Отец с нежностью кровяной колбасы склоняется над своим чадом. Сынуле непременно купят горный велосипед. Сын директора наслаждается завистью деревенской детворы, словно большой пригоршней власти. Ему бы вырваться сейчас на волю и разнести там что-нибудь на куски, разодрать в клочья. Отец отнюдь не намерен отпускать свою добычу, и сын угрюмо склоняет голову над скрипкой, чтобы исторгнуть звуки, которые можно было бы использовать для услады чувств где-нибудь в другом месте. Отцу нравится, когда его драгоценный подарок на день рождения предстает с инструментом в руках. И сам он, отец, обращается с инструментом своего ребенка, словно тот — отброшенный в сторону футляр! Ребенок должен расслабить кисть и мягко водить туда и сюда нежным смычком, пасясь на сочных лугах бессмертного искусства, великих творцов которого он вызывает к жизни с помощью величавых и знакомых звуков. Моцарт звучит жутко, как на ржавой пиле, и вы насладитесь музыкой, если вам повезет и вас вовремя стреножат, чтобы вы не улизнули и не отправились попастись на другой лужок.