Дядя Албаст провел в этом тайнике очень снежную и суровую зиму - целых два месяца, выходя только ночью.

Однажды их дом обыскали, ощупывая каждый сантиметр. Переворошили, переложили по одному початку кукурузы на потоке - нет, ничего нет. Ложный донос. Но осведомитель Хуси упорно доказывал в ГПУ, что он видел, как Албаст входил во двор брата, и больше оттуда не выходил. Через два часа они снова заявились, целый взвод. Обыскали дом, вынося все вещи, сорвали полы. Из погреба вынесли всю картошку и тыкву. Истыкали все стенки. Полезли на потолок. Разбросали по огороду два стога сена ит скирду початника. Вечером уехали ни с чем.

Семья знала, что «бьет языком» против них сексот Хуси.

Весной Албаст застрелил его прямо в нужнике.

Сам Албаст погиб тем же летом в бою под Балтами.

Силы были на исходе. Приходилось прилагать усилия, чтоб его не обошли и не окружили, и отстреливаться на бегу, а это нелегко. До леса было далеко. Мучила жажда. Язык во рту затвердел. Справа загрохотали выстрелы. Пули ударили в утес, полетели комки глины. Пуля укусила за шапку, но его не задела.

«Окружили все же, Божьи ненавистники!» Все пути были отрезаны. Нохчо * побежал по-над утесом. Но и там замаячили преследователи. Потеряв всякую надежду, он, стреляя, двинулся прямо на них.

- Сдавайся! Бросай оружие! Сдавайся! - кричали с трех сторон.

- Взять его живым! - раздался зычный командирский голос.

В этот миг сверху - с утеса раздались автоматные очереди. Те, что его обходили, резко остановились и побежали назад. Он увидел, как солдат на бегу зарылся носом в землю, а другой схватился за поясницу, как при приступе радикулита. Третий упал на спину и затих.

Автомат поливал то левую, то правую стороны. Солдаты стали спешно отходить.

Бедный нохчо уже потерял, было, всякую надежду - и вот Аллах послал ему помощь. Он сел, опершись спиной о камень. Он устал. Он очень устал. Все тело онемело, по нему пробегали мурашки. Мир виделся неясными очертаниями, перед глазами вращались оранжевые круги.

Но, почему тот человек, там наверху, перестал стрелять? Ушел, что ли?

- Ассалам алейкум!

- Ва алейкум салам! - еле выдохнул нохчо.

Перед ним стоял молодой человек. В руках - автомат. на тело навешано еще много всякого оружия.

- Ты ранен?

- Нет.

- Почему ты тогда сидишь и так грустно смотришь на мир? Тебе он не нравится?

- Я устал. А насчет того, нравится ли мне этот мир - у меня есть сомнения.

Галга захохотал и подал руку сидящему, чтоб помочь ему подняться.

- Видимо, дела твои неважны, братишка.

- Я не помню такое время, когда они у меня были важными.

- Поднимайся. Пойдем отсюда. Господ не оставит нас без удела.

- А если Он нам ничего не уделил? Тогда что будем делать?

У галга выступили слезы на глазах, он прижал его к себе, похлопал по спине, взял за руку и, как ребенка, повел по крутому склону туда, наверх, откуда он только что спустился.

- Ты как сюда попал?

Нохчо был на войне. Его ранило навылет в грудь, легкие задело. Полгода пролежал в госпитале в Азербайджане. Там узнал от врачей о нашей беде. Однажды ночью он бежал из госпиталя, одевшись в гражданскую одежду, заранее приобретенную для этого случая. Добирался на попутных. Здесь, около Буро, его задержали солдаты. Когда сажали на машину, он неожиданно набросился на одного из них, вырвал винтовку и побежал. Вот они полдня за ним гонялись. Если бы не эта рана…