Я сжимаю пальцы в кулаки, потому что это единственный способ не натворить глупостей. Чувствую себя импульсивным мальчишкой, у которого терпения — бесконечно, помноженная на ноль.

— Спасибо за то, что освободил. — Ева осторожно, едва касаясь, целует правый уголок моего рта, и я непроизвольно вздрагиваю, чувствуя себе заклейменной собственностью. — Спасибо за то, что был таким невыносимым упрямцем. — И еще один поцелуй, от которого мое терпение трещит по швам. — Спасибо за Хабиби, Ветер. Спасибо за меня.

Она разглаживает пальцами морщинки в уголках моих глаз, и я теряю себя.

Садиров не умеет любить так, как любит Ветер, а Ветер не умеет любить так, как Садиров. Но толстая стена между этими двумя непримиримыми соперниками валится под натиском любви единственной женщины в мире, которой я согласен разрешать укладывать себя на лопатки всегда, когда ей того захочется.

Ее горячий жадный поцелуй склеивает то, что было разделено.

Я терпел слишком долго, каждый день укладываясь в пустую холодную постель, зная, что рядом, под одной крышей засыпает женщина, которая может сделать меня счастливым, часы с которой подарят наслаждение и хотя бы ненадолго усыпят моих демонов. И теперь, когда она всецело в моих руках, мне с садистским удовольствием хочется еще немного оттянуть момент удовольствия.

Зарываюсь пальцами в ее волосы, приподнимаюсь, усаживая прямо на клавиши. Ноты вздыхают вместе с ней, словно знают, пытаются озвучить странную мелодию наших мыслей. Уверен, мы оба достаточно откровенны в своих фантазиях, чтобы не оглядываться на приличия и мораль. Ее светлые пряди между моими пальцами словно подсвечены лунным светом: мерцают, манят сжать их сильнее, заявить свое право на владение и покорить эту женщину, чтобы она была моей — всегда моей, до самого конца, будет ли он скорым или нет.

Ева стонет мне в поцелуй, раскидывает ноги, обнимая меня за бедра, и недвусмысленно толкается навстречу. С трудом понимаю, что кое-как, но все же справляюсь с ремнем и дурацкими пуговицами высокой талии брюк. Осень чуть не рвет рубашку с моих плеч, царапает и жадно кусает, заставляя меня прижимать ее голову еще крепче.

«Да, детка, сделай мне больно, оживи новыми чувствами, соверши надо мной ритуал очищения собой…»

В порядке ли я со своей головой? Точно нет.

Одежды на ней немного, но и снять грацию занимает время. Время, которое Ева проводит за тем, что превращает мою кожу в полигон для своей страсти. Кажется, на мне уже места живого нет ни на груди, ни на спине. Боль немного отрезвляет, но еще больше пьянит, потому что я знаю, что будет дальше. Приходиться оторвать от себя мою ненасытную женщину, обхватить ее скулы пальцами и сказать прямо в припухшие от поцелуев губы:

— Совсем голодная, детка?

— Да, да… — бесхитростно откликается она, развратно потираясь об меня влажной развилкой между ног.

Только у Евы получается одновременно выглядеть и порочной дьяволицей, и невинным ангелом, чьи волосы у меня в кулаке дают неограниченную власть. Знаю, что если захочу — Ева сделает со мной все, что угодно, поднимет за облака, уронит — и поймает у самой земли, чтобы поднять снова.