— Знаешь, а вот я бы не хотела ничего менять. — Я достаю из кошелька несколько купюр и оставляю их на блюдце под чашкой. Здешние расценки мне знакомы, так что этого должно хватить расплатиться и за мой заказ, и за горячий шоколад, и еще останется на щедрые чаевые. — Если бы не преподал мне урок жизни, я бы так о застряла на кухне, с кастрюлями и бесконечными попытками удивить тебя новым кулинарным шедевром. Шила бы занавески на бабушкиной швейной машинке, следила за тем, чтобы воротнички твоих рубашек были безупречно чистыми. Ты уничтожил меня, оставил после себя выжженную землю. Но там проросли амбиции, благодаря которым я стала тем, кем стала.

— Женщиной, от которой невозможно оторвать взгляд, — говорит он прямолинейно, без тени лукавства. — Пожалуйста, Ева, хотя бы подумай.

Я не говорю ни «да», ни «нет». Просто ухожу, по пути забирая на кассе шоколад для Маришки.

Уже в машине медленно перевожу дух, собираюсь с мыслями и заново прокручиваю в голове наш короткий разговор. Больше всего пугает полное отсутствие плана, что делать дальше. И, главное, стоит ли снова пускать этого человека в свою жизнь.

Машинально тянусь к телефону, нахожу свою переписку с Ветром и быстро пишу: «Встреча прошла никак, но я бы получила Оскар за выдержку. Возвращаю тебе матерные слова — они не пригодились». От отвечает не сразу: успеваю проехать половину пути в студию, где занимается Маришка, и как раз стою на светофоре. «Оставь себе на случай важных переговоров, детка. Какие планы на вечер?» Мысленно смеюсь и пишу короткое: «Как всегда — работа, работа и еще раз работа! А у тебя?»

Я поднимаюсь на второй этаж и тихонько, чтобы не спугнуть сосредоточенных над каким-то занятием детишек, заглядываю в учебную комнату: Маришка сидит за желтым столиком и, выставив кончик языка от усердия, делает аппликацию из ваты. Молодая руководительница студии, заметив меня, едва заметно кивает и поднимает ладонь с растопыренными пальцами — пять минут до конца занятия.

В вестибюле занимаю единственное свободное кресло, потому что остальные заняты бабушками, дедушками и родителями малышни. И вижу на экране значок входящего сообщения. От Ветра: «Ты чертов трудоголик, ты в курсе? Я иду с приятелями на холостяцкие посиделки в какое-то хваленое элитное заведение. Скажи, Осень, где были мои мозги, когда я согласился?»

— В заднице? — шепотом отвечаю я, но в ответ пишу куда более лаконичное: «Определенно, в анабиозе».

«Если ты знаешь значение этого слова, детка, я готов на тебе жениться» — пишет Ветер.

«Куда уж мне, я в гугле подсмотрела, пока ты отвернулся».

Маришка выбегает и сразу же тычет мен в лицо свою поделку, прыгает на месте, словно довольный щенок и ждет одобрения. Делаю паузу, чтобы рассмотреть, что же сделала моя Мышка: на голубом фоне неба, нарисовано с проплешинами голубой акварелью, кусочками ваты а ля облака, выложено слово «Мама».

— Ты у меня такая умница, — не скуплюсь на похвалу своего маленького солнышка, обнимаю и крепко прижимаю к себе.

— Для тебя, — говорит Маришка, обхватывая ручонками мою шею.