Эрна пристально смотрит на меня яркими зелеными глазами:
– Ты должна перетянуть на свою сторону мать. Как – тебе виднее. А сейчас для нас главное – послать телеграмму Вальтеру, чтобы он знал о твоем решении.
31 мая 1939 года
В тишине раннего утра я достаю письмо, которое вчера передала мне Эрна. Перечитываю его снова и снова.
Моя дорогая Хетти!
Снова пишу тебе, обуреваемый эмоциями. Радость, страх, опустошение и бесконечная любовь к тебе – вот что я чувствую, узнав о твоем решении отправить нашего малыша в Англию. Робко надеюсь, что настанет день, когда ты сама сможешь последовать за ним, и все как-нибудь обернется к лучшему, и мы все будем вместе.
Эрна пишет, что ты вышла замуж за Томаса. Честно говоря, мне трудно было примириться с этим. То есть сначала я просто отказывался верить, но она клятвенно заверяет, что таково было твое желание и что Томас тебя очень любит. Если это так, то я постараюсь порадоваться за тебя. Только это не может быть правдой. На мой взгляд, по меньшей мере странно, что Томас решил взять в жены ту, которая ждет ребенка от другого. А еще я думаю, что знаю тебя достаточно, чтобы понимать: это не то, чего ты сама хотела. Я подозреваю, что тебе, как и мне, пришлось подчиниться обстоятельствам, изменить которые было не в твоей власти. Мы оба – и ты и я – оказались в ситуации, которую сами не выбрали бы никогда.
А еще я хочу, чтобы ты знала: Анна – добрая, хорошая женщина, так что наш ребенок не увидит от нее ничего, кроме любви и нежности. Если бы жизнь сложилась иначе, ты и она могли бы стать подругами. И знай, моя любимая, что я люблю и буду любить тебя всегда, до самого последнего дня.
Твой Вальтер
Томас и папа в столовой, завтракают и читают утренние газеты, когда туда вхожу я. Мама еще не появлялась. Я все еще вздрагиваю, увидев занятое место Карла: на нем сидит Томас.
Папа бросает на меня взгляд. Складывает газету, шумно допивает остатки кофе из чашки.
– Мне пора, – говорит он, вставая. – Много дел сегодня.
Не волнуйся, папочка, всего несколько дней – и мое дыхание больше не будет отравлять атмосферу этого дома, а мое присутствие – смущать твой покой.
– Доброе утро, дорогая, – говорит Томас, глядя, как я наливаю себе сок и кладу на тарелку ломтики хлеба.
Когда я сажусь за стол напротив него, он протягивает руку и пальцами поглаживает мое запястье. Я убираю руку и начинаю делать бутерброд.
– Пока тебя не будет, я поищу квартиру для нас, – продолжает он как ни в чем не бывало. – Так я буду меньше думать о твоем отсутствии. Мне осталось всего семь недель на этой дурацкой фабрике. Скорее бы уж они кончились. Военная подготовка начнется только в середине сентября, так что мы успеем побыть вместе. Да и потом я двенадцать недель буду рядом. А уж дальше, кто знает? Слухи ходят разные.
– Какие слухи?
– Что Германия займет Польшу.
– В каком смысле – займет?
– Нам нужно больше земли. А поляки… – Он морщит лицо. – Я их ненавижу.
В столовую влетает мама:
– О боже мой, я проспала! Давно со мной такого не бывало, с тех пор как… – Она не заканчивает предложение, приглаживает волосы, оправляет платье.