— Мне жаль.

Я не поверила.

А она поняла и вздохнула, сказала тихо:

— Она была удивительной женщиной, но… с очень сложным характером… ты же знаешь.

Знаю. Понимаю.

И нет.

— Все получилось не так… мы не собирались убегать… тайно и вообще… думали, она просто даст развод… у них давно все разладилось, иначе я никогда бы… а она отказалась. Напротив… меня выгнала… кричала, что это я во всем… а что сама дома не появлялась не то, что днями, порой неделями, бросив и хозяйство, и вас на Бжизека…

Упомянутый Бжизек тяжко опустился на стол и добавил:

— Я ее крепко любил. Поначалу… молодой был. Она-то постарше, да все одно… яркая, горячая… что ни слово поперек — то скандал. Думалось, страсть… только этой страстью быстро наелся. А она… она, ты вряд ли помнишь, без крика жить не могла. Напряжение скидывала. Я ей, мол, может, лучше травок каких попить, а она сковородкой.

Он потер голову и поморщился.

— Это я еще стерпел… только… я ж тоже работу бросить не могу. Мастером едва стал, а значит, надобно имя делать, клиентов искать. Не так оно и просто. Вот и Франечку наняли, стало быть, в помощь.

На свою голову.

Я промолчала.

Мне, по-хорошему, не было дела до произошедшего много лет тому.

— Как Франечка появилась, так Марьяна и вовсе забывать стала, что у нее дом имеется. Бывало, объявится, пропахшая гарью, гнилью, помоется, спать заляжет, а проснувшись, исчезнет вновь. И никогда не говорит, куда она и зачем… я-то сперва интересовался. А она огрызалась, мол, не моего ума дело. Кто я? Артефактор со слабеньким даром. Она ж уже тогда известна была… отпускал… ей эти походы нужны были.

Нужны.

Она и потом не переменилась. Уходила. Возвращалась. Отсыпалась и отлеживалась, порой залечивала раны и тогда, вынужденная отдыхать, снисходила до нас с Гретой. И позже, когда мой дар развернулся и окреп, учить меня бралась. Правда, у нее быстро заканчивалось терпение, поскольку сама я не отличалась ни особым умом, ни, говоря по правде, талантом.

— Потом уж до меня доходить стали слухи, что она не только на нежить охотилась… что меня одного ей было мало. Сперва-то не верил, только… один, другой, третий… я не выдержал. Спросил. А она ответила. Как есть правду, что… сила требует.

Слухи?

Не знаю. То ли мне они были не интересны, то ли актуальность утратили, то ли матушка изменила образ жизни, но мужчины в этом доме не появлялись.

— Вот тогда-то я и задумался о разводе. Попросил… а она вспыхнула. Не из любви, детонька, — Бжизек подвинул ко мне блюдо с оладьями. — Ешь, ешь… в вас оно все одно не задерживается.

— Почему?

— Силу тратите. Вон, пустая вернулась…

— Нет, — оладушек я стянула. — Почему не из любви?

— Так, выходит, не было ее никогда, — развел он руками. — Сама сказала, что выбрала меня, потому как другие знали про ее… особенности… вот для постели были охотники, а чтоб законным браком… ее это задевало крепко, уж не знаю, почему.

Я сунула палец в миску с медом.

Я так в детстве делала, пока однажды по пальцу этому не получила, оно, конечно, обидно, да все равно из миски и пальцем мед определенно вкуснее.

— Развода она не даст, сказала, лучше честной вдовой станет, — Бжизек скривился и, задрав рукав, протянул руку. Левую. — И знаешь, я поверил… я не робкого десятку, однако же…