Создала она состав, уж не знаю, чего и как намешала — алхимию, как и все вокруг, сестрица моя полагала процессом исключительно творческим, требующим не академических знаний, но исключительно вдохновения. С вдохновением-то у нее никогда проблем не было.

К моему возвращению Гретины усы обрели невероятную густоту и ярко-рыжий колер.

К счастью, экспериментировала сестрица исключительно на себе… и после того случая притихла на целых два месяца. Я уже и понадеялась, что образумится.

Ан нет…

Не образумилась.

Котика вот принесла. В клетке.

Я котику от души сочувствовала…

— Мы намажем им котика! — меж тем возвестила Грета, и котик взвыл еще громче. Понимает, что ли? И если так, то живым он Грете точно не дастся.

— Эльфы тебя засудят, — я попыталась воззвать к Гретиному светлому чувству, поелику иных способов спасти животное от незавидной участи быть намазанным той пакостью, которая по сей день достаивалась в ведре, источая немыслимые ароматы, не видела.

— А кто им скажет?

Порой моя сестрица была практична.

Жаль, что качество это проявлялось редко и весьма несвоевременно.

Я почувствовала, как голова моя наливается характерною тяжестью, которая любезно предупреждала, что минут этак через десять, а в лучшем случае — через пятнадцать, мне станет глубоко безразлична, что судьба котика, что задумка Греты.

— Послушай, — сестрица вцепилась в меня. — Я все продумала!

…она всегда все продумывала, как тогда, когда решила разводить деликатесных улиток для эльфийского ресторана…

…или торговать париками, для изготовления которых прикупила полсотни конских хвостов… а мне потом пришлось доказывать, что Грета не принимала участия в акте вандализма по отношению к наиблагороднейшим животным, в число коих вошел и жеребец градоправителя. Хвост Грета в приступе раскаяния порывалась вернуть, обещала приклеить самолично, но от штрафа раскаяние не спасло.

— Нам что нужно?

— Покой.

— Реклама, — возразила Грета, признававшая один вид покоя — посмертный. — И котик будет нашею рекламой! Ты взгляни на него, взгляни хорошенько…

Кот, сообразивши, что именно сейчас мазать его не станут, примолк.

— Он, конечно, слегка истощал…

Слегка?

Да щедро побитая лишаем шкура висела на костях.

— И выглядит непрезентабельно…

Из пустой глазницы сочился гной. Полуразорванное ухо повисло. Но усы топорщились грозно, да и зубы кота были белы и длинны. Пожалуй, слишком длинны, чтобы не задуматься о родословной сего создания. Ох, чуется мне, что средь предков его были не только котики.

— Но в этом вся суть! Пойми, легко выиграть выставку с каким-нибудь эльфийским голым или орочьим мяй-куном… — Грета потянулась было погладить котика, но тот предупреждающе зашипел. И сестрица предупреждению вняла.

Все же порой с ней случались приступы благоразумия.

— И совсем другое — с обыкновенным дворовым…

— Какую выставку? — в голове тяжесть сменялась жаром. И значит, вот-вот полыхнет.

— Обыкновенную. Кошачью выставку под патронажем Его Величества… я же тебе вчера говорила…

Неужели?

Может, и так… вчера у меня был внеочередной приступ меланхолии. Вызван он был приглашением на свадьбу к университетской приятельнице, которая, никак желая поиздеваться надо мною, приписала, что счастлива будет меня видеть.