– Все хорошо, – сказал я и потрепал ее по плечу. – Сейчас вертолет прилетит, и мы будем в безопасности.

– Я когда увидела, сколько там зомби, в подъезде… А сначала думала, ты просто ушел… Заплакала, ведь теперь точно конец всему…

– Вы откуда? – раздалось сбоку. Я поднял глаза и увидел мелкого плюгавого мужичка с испитым лицом. Тот радостно скалился и даже мне подмигнул. Вот ведь нашел время, чудак на букву «м».

– Оттуда, – в тон ему сказал я, мотнув головой назад.

– Вот и я говорю, хана всему, ведь был город как город, что к чему?! – Эта речь меня поставила, мягко говоря, в недоумение, а если говорить без излишней толерантности – я охренел, и это слабо сказано, даже головой встряхнул. Может, пропустил что-то из диалога.

– Вот Михалыч говорит, что это все бред. – Я взглянул в глаза мужика и понял: если и была крыша и гусь, то ее сорвало, а последний давно с привязи сорвался. Я сам не люблю таких определений, например «глаза убийцы». Чем взгляд убийцы отличается от взгляда обычного человека? Да ничем. Сто раз видел. И доброго старичка, милого, хорошего, только мало кто знал, что у него руки по локоть в крови, а на личном кладбище не одна сотня нашла приют. И злодейскую морду со страшным взглядом – на деле милейшего человека кандидата наук по филологии, который в жизни не обидел даже мухи… Но эти глаза принадлежали безумцу, я такие тоже видел, и не раз. Шалые, яркие, с безуминкой и каким-то неподдельным восторгом.

– А я думаю, это не бред! – категорично вновь заявил мужик, не обращая ни на кого внимания. – Это наказание нам всем, за грехи наши. У кого грехов было мало, тот сразу умер, в рай отправился, а у кого много, тот подзадержался, сейчас здесь при жизни помучится, а потом в аду черти добавят! А ты что думаешь?

– Вертолет! Там вертолет! Ура-а! Ура! Вертолет! – раздались радостные крики. Маша вскочила, я тоже стал подниматься, но псих уцепился за мой рукав и продолжал истерично спрашивать, почти шептать:

– Так что ты думаешь?! Что?! Думаешь, в рай попадем или в ад?! Вот Тимофей говорит, что точно в рай, после таких мытарств, а я ему не верю – грешники мы все, грешники…

Я осторожно освободил рукав из захвата, улыбнулся Маше.

И тут псих резко схватился за мою руку, неожиданно сильно, одежда хрустнула, притянул к себе, зашептал тихо-тихо:

– Не ходи за Сундуком мертвеца! Даже не думай! Весточка это тебе, персональная! Погонишься – все потеряешь, ничего не обретешь, но жить будешь. Только тогда зачем?! Бойся черного квадрата и красного креста! Они ищут!

Я дернулся, освобождаясь, встретился взглядом с мужиком, и меня в дрожь кинуло. Его глаза стали матово-черные, без белка. Я не мог от них оторваться, будто тонул, будто в омут затягивало. Моргнул, и… наваждение схлынуло. Глаза как глаза. Безумные, и очень, но глаза обычного человека. Тьфу, чертовы нервы, совсем уже… Теперь уже выругался как умел, хотел было что-нибудь сказать мужику, особенно актуально было бы указание вектора в сторону икса и игрека, но псих уже ушел сам в себя, что-то бормотал, сплевывал, с кем-то невидимым горячо спорил. Мне легче. Вот ведь мразь!