Так завершилась неудачная попытка Касадо добиться более почетных условий окончания войны, чем это удалось Негрину. Но своими действиями он свел на нет возможность дальнейшего сопротивления, хотя для тех, кто, пусть и потеряв надежду, продолжал драться на стороне республиканцев, это было бы предпочтительнее, чем безоговорочная капитуляция на милость юстиции националистов. Касадо мог оправдаться лишь тем, что переговоры обеспечили время для спасения многим лидерам республики – но не рядовому составу армии. Но это произошло бы в любом случае, поскольку силы националистов еще не были готовы к завершающему наступлению на Мадрид.

В час ночи 26 марта Касадо телеграфировал в Бургос – военно-воздушные силы республики сдадутся на следующий день. В ответ Франко объявил, что армии националистов готовы к наступлению. Он потребовал, чтобы перед началом артиллерийской и авиационной подготовки части на передовой линии республиканцев выкинули белые флаги. Касадо и его соратники не ответили на это послание. К пяти утра националисты после беглой артиллерийской подготовки предприняли наступление на юге. Ягуэ, снова оказавшийся в Эстремадуре, где он обрел свои первые лавры, двинулся к Сьерра-Морене. Наступление продолжалось весь день. В полдень пало Пособланко, а к вечеру – Сайта-Эуфемиа. В течение дня было захвачено 30 000 пленных и занято 2000 квадратных километров территории. В четыре дня Франко сообщил по радио о тех же самых «уступках», которые два его полковника выложили в Бургосе 21 марта. Они выглядели достаточно приемлемыми. После этого началась стихийная демобилизация республиканской армии. Солдаты бросали фронт и отправлялись по домам. Офицеры были не в силах остановить их. Это стихийное движение на всем протяжении фронта не смогло остановить даже сообщение мадридского радио о подлинной истории переговоров в Бургосе.

27 марта националисты начали новое наступление из Толедо. Наваррцы Сольчаги, итальянцы Гамбары и Армия Маэстрасго под началом Гарсиа Валиньо беспрепятственно вышли к Тахо. Так же как и на юге, республиканцы оставили фронт. В течение дня Армия Центра прекратила свое существование. Генерал Матальяна, командовавший этими силами, вечером сообщил Касадо, что некоторые части перешли к националистам и что в Каса-де-Кампо происходит братание с обеих сторон. К девяти вечера в строю остался только штаб одного из трех армейских корпусов. Касадо сказал членам совета, чтобы они как можно быстрее перебирались в Валенсию, куда уже успел отбыть Мьяха. В десять вечера представители UGT, социалистической партии, Республиканского союза и CNT обратились по радио с призывом к спокойствию. Когда на линии фронта не осталось ни одного солдата республики, Касадо приказал полковнику Прадо вступить в переговоры о сдаче с командиром националистов в Университетском городке. Полковник договорился с ним о встрече в одиннадцать утра, которая должна была состояться в здании клинической больницы, покрытом боевыми шрамами. Касадо телеграфировал президенту Лебрэну с просьбой разрешить отступающим республиканцам перейти во Францию, если они доберутся до нее. С той же просьбой он обратился к президенту Мексики Карденасу. Затем он дал приказ полковнику Матальяне об отступлении всех сил республики и вылетел в Валенсию в сопровождении своей жены и членов совета – Матальяны и Вала. С воздуха они видели караваны грузовиков и вереницы солдат, направляющихся по домам. В Мадриде теперь был только Бестейро, который согласился принести в жертву свою свободу, лишь бы оставаться на своем посту. Туберкулезник, он был полон оптимизма, считая, что его ждет приличное обращение. К одиннадцати часам Армия Центра капитулировала. Войска националистов к тому времени прорвали фронт на Гвадалахаре и соединились с силами, наступавшими от Толедо. Наконец были достигнуты стратегические цели сражений на Хараме и Гвадалахаре. В самой столице из укрытий в иностранных посольствах и по всему городу вышла «пятая колонна». Но даже фалангисты сочли, что анархист Мельчор Родригес, муниципальный советник, должен оставаться временным мэром города вплоть до полной его капитуляции