— Вот так! — сказала она и расположилась у окна на диване — с чашкой чая в одной руке и дневником в другой.

В то время как Азим пытался установить личность четвертой жертвы, Джереми Мэтсон трясся в громыхающем трамвае, который вез его в Гизу.[46] После города, с его невыразимой мешаниной зданий, пустыня казалась совершенно плоской, как будто нарисованной на листе всего несколькими скупыми линиями. Джереми случалось более или менее длительное время находиться посреди этого песчаного моря, когда глаза слепнут от яркого контраста между бесконечной чередой шафрановых дюн и невероятно глубоким небом цвета индиго. Пустыня — это бесконечность, к которой человек способен прикоснуться. Тишина здесь становится навязчивой, из-за полного отсутствия звуков через несколько дней в ушах возникает непрерывный шум. Он проходит лишь тогда, когда разум и слух приспосабливаются наконец к этому безмолвию. Джереми приник к оконному стеклу: трамвай приближался к Гизе. Треугольники пирамид неумолимо притягивали взор, они будто подчеркивали конечность человеческой жизни. Пирамиды не вырастали из песка — наоборот, это пустыня, вся без остатка, разворачивалась ради них бесконечным ковром, каждой своей песчинкой отдавая им дань уважения. С высот Каира эти памятники древности возбуждали любопытство; любой, кто оказывался у их подножия, трепетал от восхищения и одновременно от боязливого почтения.

Маршрут трамвая № 14 завершался в восьми километрах от центра Каира; конечная остановка — напротив гостиницы «Мена-хаус», караван-сарая, который высоко ценили все европейские знаменитости. Туристический сезон близился к завершению, но пирамиды по-прежнему привлекали иностранцев. Солнце встало не более двух часов назад, но уже около тридцати европейцев, в экстравагантных шляпах, измеряли шагами расстояние от одной грани пирамиды до другой. Люди выделялись на фоне голубого неба кривыми белыми пятнышками.

Египет был популярным местом отдыха всех аристократов Европы, всех коронованных особ планеты с их неисчислимой свитой. Гостиница «Мена-хаус», оазис роскоши у края пустыни, располагала бесподобными террасами, где постояльцы наслаждались трапезой, любуясь видом огромных гробниц. Джереми был убежден, что найдет разыскиваемую им женщину здесь, завтракающей на фоне этого чуда света. Он звонил ей очень рано утром на виллу в Гелиополе, но там ответили, что «госпожи нет». Следовательно, она могла провести ночь только в «Мена-хаус» — предпочитала эту гостиницу остальным.

Джереми вспомнил, как тень веера падала на ее лицо, как блестели желанием ее глаза… Они завтракали тогда в спортивном клубе «Джезира», и она шептала, по-прежнему прикрываясь тонким веером, что обожает наслаждаться жизнью в его компании под сенью пирамид. От дерзости и бесстыдства ее слов у Джереми засосало под ложечкой… Эта женщина не знала равных в умении показать себя; необычайно уверенно играла с мужчинами, делая это с такой прелестной и женственной грацией, что никто не осмеливался ей перечить. Оставалось только смеяться, опускать глаза или расправлять плечи в зависимости от того, что ей вздумалось устроить — очередную игру или какую-нибудь провокацию. Однако она всегда делала это с такой деликатностью, что никто, кроме адресата, ничего не замечал.