Почти сразу я наткнулся на окончательно расстроивший меня отрывок: «Promittunt Diabolo statis temporibus sacrificia, et oblationes, singulis quindecim diebus, vel singulo mense saltern, песет alicujus infantis, aut mortale veneficium, et singulis hebdomadis alia mala in damnum humani generis, ut grandines, tempestates, incendia, mortem animalium…», в котором определялось, как через установленные промежутки времени колдуны и ведьмы должны осуществлять умерщвление ребенка или любое другое колдовское действие, связанное с убийством; само чтение этого отрывка наполнило меня невыразимым чувством тревоги, вследствие чего я только лишь пробежал глазами по названиям остальных принесенных мною книг. Там были Vitae sophistrarum Эунапиуса, De Natura Daemonum Анания, Fuga Satanae Стампы, Discours des Sorciers и не имевшая названия книга Олауса Магнуса в переплете из гладкой черной кожи — только впоследствии до меня дошло, что это человеческая кожа.
Простое наличие таких книг свидетельствовало о более чем обыденном интересе к колдовству, да к тому же столь очевидно объясняло ходившие в Вилбрахаме и его окрестностях многочисленные суеверные убеждения, связанные с именем моего прадеда, что я тотчас же понял, почему они просуществовали такое длительное время. Однако должна была существовать еще какая-нибудь причина, потому что вряд ли многие знали об этих книгах. Но какая? Кости, найденные в комнате за плинтусом, являлись изобличающей уликой какой-то ужасной связи между поместьем Пибоди и нераскрытыми преступлениями прошлых лет. Но все равно об этом, конечно, никто не знал. В биографии моего деда должен был иметься известный факт — не его затворничество и скупость, о чем я знал, а нечто другое, что наводило местных жителей на мысль о такой связи. Разгадку этой головоломки вряд ли следовало искать среди предметов из потайной комнаты, но вот в подшивках местной газеты, имевшихся в публичной библиотеке Вильбрахама, вероятно, можно было найти ключ к решению.
Поэтому полчаса спустя я уже сидел в библиотеке и просматривал старые номера «Газетт». С точки зрения времяпрепровождения, занятие это оказалось крайне утомительным, потому что приходилось искать «вслепую», просматривая номер за номером газеты, вышедшие в свет в последние годы жизни моего прадеда, причем уверенность в положительном исходе поисков напрочь отсутствовала, хотя газеты того времени зависели от юридических ограничений в меньшей степени, чем нынешние. Прошло более получаса, но имя моего прадеда так мне нигде и не встретилось, хотя несколько раз я задерживался на чтении сообщений о «преступлениях», совершенных вблизи поместья Пибоди в отношении местных жителей, главным образом детей. Сообщения неизменно сопровождались сомнениями редакции по поводу некоего «животного», которое «как показывали очевидцы, представляло собой большое черное существо», способное к тому же менять свои размеры — иногда оно было не больше кота, а иногда величиною со льва; данную подробность, несомненно, следовало отнести на счет воображения потерпевших, в основном детей в возрасте до десяти лет, которым — истерзанным и искусанным — к счастью, удалось убежать, так что их не постигла участь детей помоложе, бесследно исчезнувших в течение того, а именно 1905, года. Но нигде, совершенно нигде имя моего прадеда не упоминалось, и только после его смерти о нем появилось сообщение.