Здесь даже не поспоришь. Подсадил, потому что и сам подсел. Испытывал вечный голод, который снедал меня и сейчас, давил на яйца, пропускал через тело острую боль

Василиса как сладкая кола, которую пьешь, давишься, портишь себе зубы, но хочешь снова и снова. И вот, ты вроде бы пресытился. Не лезет больше. Но стоит только ополоснуть рот прохладной водой, как в горле снова появляется острая жажда вкусить напиток.

Напиток, рецепт которого ты никогда не узнаешь. Не узнаешь, почему тебя так штырит даже от немытых волос, свисающих паклями и запаха пота трехдневного давности.

– Если ты хотел превратить в шлюху жадную до секса, надо было сразу расставлять все точки на и, – с криком в меня летит папка, бумаги на многомиллионную собственность рассыпаются вокруг, как и молекулы злости, которые можно буквально растереть между пальцами.

Сказать мне нечего. Любое слово и она поймет что все это чушь. Маска, надетая лишь затем, чтобы она ушла. Чтобы была в безопасности. Зажила своей жизнью.

 Женщинам порой не нужно говорить ни слова, в их головах целый мир и они придумают сотни вариантов, почему молчит мужчина, даже если к ним это не будет иметь решительно никакого значения.

– Значит, молчишь, – шипит она не хуже змеи, подходит близко, так близко что хочется схватить руками, вжать в себя, стать единым сука целым, наорать, что бы не вбивала в голову всякую хуйню, вытрахать всю дурь.

– В таком случае, если не хочешь трахать меня ты, я найду другого. Парни со всей общаги давно мечтают получить то, что могло принадлежать лишь тебе.

В глазах решительность, кулаки сжаты, тело напряжено. Во мне, как залп пушки вспыхивает лютая злоба и гнев, стоит только представить, как и с кем, она будет, исполнять свою угрозу.

Тяжелая рука поднимается сама собой и в считанные секунды отбрасывает тело в диван.

– Черт, а с два!

 Никогда. Никогда даже желания не было ударить женщину, даже когда Василиса порой своим сумасбродным поведением доводила до красной пелены в глазах. Но сама мысль, что это тело будет извиваться под кем-то другим разбило в дребезги всю сдержанность и решительность никогда к ней не приближаться.

– Вася, – зову хрипло, дышу часто и уже присаживаюсь возле тяжело дышащего тела, поворачиваю нежное лицо и выругиваюсь.

 В уголке губ кровь, а в глазах полыхает та же ярость. Только теперь с примесью безумия.

Щеку обжигает удар. Резкий. По-женски смачный, а потом она фурией набрасывается на меня.

 Кричит о ненависти, о любви, о желании убить и стать свободный от той клетке, в которую я загнал ее своим голодом и жаждой видеть это тело рядом, слышать голос, ощущать вкус губ и охеренную тесноту дырок.

Откидываю на диван, боясь снова причинить вред и вижу, как он резко успокаивается.

 Такая смена настроения ни к добру. Последний раз такая уступка привела к ее самостоятельному отъезду из города.

– Ревнуешь… Значит, не считаешь шлюхой, – спокойно сказала она, и откинувшись на диван прикрыла глаза. – Порви со мной нормально. Не обманывай, ничего не придумывай. Скажи, все как есть. Дай мне сделать тебя приятным воспоминанием. А не способом загреметь в психушку.