Краткое пребывание внутри Ворот повергает человеческий организм в некое подобие анабиоза: слабеет двигательная активность, резко падает частота сердечных сокращений, артериальное давление, притупляются память, зрение, слух… Все мы, хоть однажды побывавшие за Воротами, восхищаемся мужеством ученых, ухитрившихся и в этих условиях проводить эксперименты на себе; по этому поводу автор рекомендует ознакомиться со следующей литературой: О. Глостер. «Биология человека по ту сторону Ворот»; Е. Фейгельсон. «Некоторые аспекты биофизических процессов в условиях т.н. разреженной реальности» и т.д…
…Ворота сейсмостойки, способны выдержать значительные механические нагрузки, тем не менее существуют, по-видимому, факторы, выводящие из строя механизм Зеркала. Нельзя переоценить значение так называемых артефактных Ворот, т.е. Ворот, по каким-либо причинам переставших выполнять свою функцию. (См.: Тернов Ю. Артефактные Ворота.) Ворота с поврежденным Зеркалом похожи на пустую оболочку – каменный портал продолжает стоять и во время и после апокалипсиса, однако это не более чем архитектурное сооружение, не способное выполнять функцию ПЕРЕХОДА, однако позволяющее ученым в спокойной обстановке проводить свои замеры. К сожалению, для исследователей (и, к счастью, для человечества) такие случаи чрезвычайно редки – это знаменитые Критские и Камчатские Ворота, чуть менее известные Ванкуверские, еще три-четыре общеизвестных и с десяток засекреченных объектов. И это за всю историю апокалипсисов!…
Андрей Зарудный. Введение в историю катаклизмов. Собр. соч. Т. 2. С. 10–13.
Над песочницей возвышалась влажная, светло-бежевая куча песка. Малышей было человек десять – в разноцветных курточках и комбинезончиках, большей частью неновых, ушитых и откорректированных английскими булавками, бережно сохраненных мамашами для подходящего случая. Малыши вгрызались в песочную кучу с разных сторон, подобно миниатюрным экскаваторам; совочки переходили из рук в руки, и время от времени то один, то другой карапуз заводил рев об утраченной игрушке.
Почти все они уже умели ходить – кто более, кто менее твердо. Их братики-сестрички дремали в маминых животах, дожидаясь своего часа; мамы, более-менее пузатые, сидели вокруг песочницы с вязанием, дамскими романами в ярких обложках и нескончаемыми специфичными разговорами.
– …Чернослив. Моя три дня не могла покакать, слива сработала за полчаса…
– …Заостренный кусочек мыла. И пусть посидит на горшке подольше…
– …Побольше фруктов. Но сейчас такая дороговизна…
– …Кальций принимай! Я, когда Ромку носила, совсем почти без волос осталась…
Лидка сухо поздоровалась. Ее, как обычно, проводили взглядами – она, как обычно, не обратила внимания.
Андрей Игоревич Зарудный смотрел по обыкновению вдаль. На медную гвоздику уронила белесую каплю нечистоплотная птичка; Лидка поморщилась.
Никого не было дома. Она открыла дверь своим ключом, сняла туфли, прошлепала на кухню, где на небрежно вытертом столе обнаружилась записка: «Звонил Н.И. Перезвони ему домой».
Почерк был Славкин.
Лидка постояла в задумчивости, шевеля пальцами ног в разноцветных велюровых тапках. Потом пошла в ванную, взяла из хозяйственного шкафчика специальную щетку на длинной ручке и спустилась во двор – ликвидировать птичкино безобразие.