В эту самую минуту лакей провозгласил:

— Карета лорда Драммонда!

И тотчас, без паузы:

— Карета барона фон Эренштейна!

Лорд Драммонд и астролог спустились вместе по парадной лестнице, сопровождаемые Лотарио, который следовал за ними шагах в десяти. Они сели в одну карету, после чего подъехал экипаж Лотарио.

В ту минуту, когда ливрейный лакей закрывал дверцу его кареты, Лотарио шепнул ему несколько слов, и тот передал их вознице.

И его карета покатила вслед экипажу лорда Драммонда.

Было еще темно, однако на сером небе кое-где уже проступали бледные пятна — проблески зари; ее слабое сияние постепенно рассеивало мрак ночи. Было тепло, в мягких вздохах ветра угадывались первые знаки приближающейся весны.

Огромная толпа, истощенная, оборванная, напирала на решетки и дверцы ограды, выкрикивая все то, что голод и нищета вечно хотят бросить в лицо изобилию и наслаждению. Каждую новую карету, полную драгоценностей, блиставшую позолотой и улыбками, при выезде встречали восклицания язвительного восхищения и насмешливой зависти, горькие замечания, сравнивающие весь этот блеск и роскошь одних с обездоленностью других, разжигая глухую злобу в сердцах тех, кто не имел ни хлеба на своем столе, ни одеяла на убогом ложе.

Странное дело: все народные возмущения обычно вспыхивали после какого-нибудь знаменитого празднества. Вот и прологом революции 1830 года послужил бал герцогини Беррийской в Тюильри, подобно тому как в 1848-м восстание вспыхнуло после бала герцога де Монпансье в Венсене.

Между тем карета лорда Драммонда, оставив позади улицу Риволи, пересекла Вандомскую площадь и выехала на улицу Ферм-де-Матюрен. Здесь она остановилась перед большим, по-королевски пышным особняком.

Возница Лотарио придержал коней чуть поодаль. Лотарио высунул голову в дверцу экипажа и увидел, что лорд Драммонд выходит из кареты.

Но астролог оттуда не вышел.

Экипаж, который вез предсказателя, снова двинулся в путь, достиг бульваров, проследовал по ним до предместья Менильмонтан и углубился в него. Проехав заставу и первые несколько домов, карета стала одолевать крутой подъем.

Опасаясь, как бы незнакомец не заметил преследования теперь, когда его экипаж стал двигаться медленно и бесшумно, Лотарио вышел из кареты, приказал своему кучеру следовать за ним на почтительном расстоянии и, завернувшись в плащ, пешком поспешил за неизвестным.

Между тем карета лорда, достигнув вершины холма, свернула налево, в узкую пустынную улочку.

Здесь кони вновь перешли на рысь и подкатили экипаж к стоящему особняком дому, сад которого был отделен от улицы террасой, увитой виноградными лозами. Поскольку никакие иные строения не заслоняли обзора, оттуда можно было без помех наблюдать не только улицу и прохожих, но и всю ту прославленную долину, что зовется Парижем.

На десять футов от земли поднималась каменная балюстрада, уставленная большими цветочными вазонами, что летом, верно, превращало террасу в род живой изгороди, полной зелени и благоухания.

Заслышав шум колес экипажа, кто-то стремительно выбежал на террасу, и в лучах раннего утра, уже хлынувших из-за горизонта, Лотарио, замедлив шаги, вдруг увидел прелестную девичью головку, склонившуюся над балюстрадой.