— А они все так же крутились, Джем? Все ехали за нами?

— Мне-то почем знать?

— Да ты хоть в зеркала-то смотри! Для этого мозгов не надо!

По лбу у него катился пот. Я чувствовала, ему приходится нелегко, но это еще не повод.

— Рот заткни! — рявкнула я. — Я вижу одни фары, а они все одинаковые. Как я, блин, разберу, за нами они едут или нет?

Он утер ладонью лоб, провел ею же по волосам.

— А мы где?

— Без понятия, едем дальше. Там еще будут указатели.

— От них проку мало. Нам нужна карта.

— Мне лично без надобности, я в них не разбираюсь.

— Ничего, научимся. Слушай, мне надо передохнуть.

Жук свернул в «карман», остановился. Заглушил двигатель и как мог вытянулся на сиденье, потом потер ладонями лицо и шумно выдохнул сквозь пальцы.

— Блин! Нелегко, однако.

— Машину водить?

— Да, столько всего надо держать в голове, смотреть во все стороны. Уф.

Он снова вытер пот со лба, на сей раз рукавом. Запрокинул голову, закрыл глаза.

— Жучила, — сказала я, стараясь говорить спокойно, — ты ведь не в первый раз за рулем, а?

— Ну еще бы, — откликнулся он, не открывая глаз, — Спенсер мне как-то дал покататься по пустырю.

— А я думала, ты уже сто раз угонял машины, и…

— Угонял, Джем, только я отвечал за зажигание. А за руль меня не пускали.

Я строго посмотрела на него:

— Ничего себе… ну ты даешь! Мы тут катаемся по самым забитым дорогам в мире, а он за рулем в первый раз! Ни фига себе!

Я поняла, что хохочу — облегчение грозило перерасти в истерику.

Жук открыл глаза.

— Чего? Ты чего ржешь? Я же досюда доехал!

Я сделала паузу, чтобы отдышаться.

— Да я не над тобой смеюсь. Честное слово. — Он, похоже, действительно обиделся. Я положила руку ему на плечо. — Сюда-то ты нас довез. Ты молодчина. Правда молодчина, Жук. Слушай, давай глянем, чего нам положила твоя бабуля. Перекусим.

Он вылез, пошел к багажнику, вытащил сумку и швырнул мне на колени. Я порылась там. Всякая хрень — крекеры, шоколадное печенье, какие-то консервные банки, а открывашки-то нет. Впрочем, там нашлась пачка сигарет, а на дне лежало что-то тяжелое. Я просунула руку ко дну, нащупала горлышко бутылки. Вытащила ее. Лицо у Жука просветлело.

— Ну уж нет, дружище, — сказала я, запихивая водку обратно. — Сейчас нам это совсем ни к чему.

— Очень пить хочется. Там есть что-нибудь еще?

Я порылась.

— Не-а.

— Паршивый куш, — заметил Жук и фыркнул от смеха.

— Чего?

— Ну так ведь говорят, когда тебе почти ничего не досталось? Так, смешно звучит.

Его почему-то эти слова действительно рассмешили, он просто зашелся хохотом. Это оказалось заразительно. Я плохо понимала, над чем он смеется, но тоже расхохоталась. И вот мы сидим и ржем как два идиота.

А когда мы отсмеялись, у нас будто совсем кончились все силы — ушли в хохот. В машине повисло молчание. До нас дошло, как обстоят дела: как вот глотнешь чего-то холодного — и оно медленно скатывается в горло и дальше. Я перестала понимать, на что мы рассчитываем. Премся неизвестно куда, не взяли с собой ничего полезного, а нас при этом ищут. Не хотелось мне этого говорить, но как-то само вырвалось:

— Может, вернемся? — спросила я. — Вернемся, сдадимся сами, наверное, нас не так сильно накажут.