По прибытии в Ялту генерал дал всем несколько часов на отдых. Сам он отправился в штаб эвакуации, который располагался в гостинице Ореанда. Генерал внимательно ознакомился со списками эвакуируемых и перечнем судов. Транспортабельных раненых он разместил на пароходе Цесаревич Георгий (нетранспортабельных через двое суток расстрелял Бела Кун). Множество раненых было взято пароходом Кронштадт, на котором эвакуировались Севастопольский морской госпиталь и Минно-артиллерийская школа. Остальные грузились на корабли в составе своих войсковых частей.

Судов не хватало. К имевшемуся тоннажу в последний момент добавились транспорты Сиам, Седжет, Рион, Якут и Алмаз. Всё, что в крымских портах было способно держаться на плаву, включая старые баржи, по приказу генерала предоставили для нужд эвакуации. Получилось 126 больших и малых судов. Большинство из них уже было готово к отплытию и стояло на внешнем рейде.

После полудня прямо к Ореанде подали катер, и генерал в сопровождении своего заместителя, адмирала Кутепова, отправился на рейд. Катер двигался мимо набитых людьми пароходов. Мимо барж, нагруженных до того, что бортами они едва не зачерпывали воду. Их было страшно выпускать в плавание. Но еще страшнее – оставлять здесь.

По веревочной лестнице генерал поднялся на крейсер Генерал Корнилов. Толпа на палубе была такой плотной, что при появлении генерала почти не смогла расступиться. Пересекая палубу, он едва протискивался за очищавшими ему путь казаками. Точно такая же толпа томилась в трюме. Там хоть и было теплее, чем на палубе, но стоял уже ощутимый смрад. На весь трюм был только один туалет. Самый большой отсек трюма оказался закрыт на ключ.

– Что там? – спросил генерал.

– Помещение главного интенданта, – сказал адмирал Кутепов.

– Открыть.

Ключ хранился у главного интенданта, но разыскать его в толпе было уже невозможно. Генерал кивнул казакам, и на дверь посыпались удары прикладов. Через минуту были отбиты замок и нижняя петля. Жалобно скрипя, дверь покачалась на верхней петле и упала. Интендантский отсек сплошь был забит дорогой мебелью. Прижатые друг к другу, стояли шкафы красного дерева. Шкафы располагались к вошедшим боком, но даже сбоку, поблескивая в скудном свете иллюминатора, они были изумительно красивы. Этот свет отражался и в нескольких венецианских зеркалах, расставленных вдоль стен. По углам отсека были аккуратно сложены большие ящики, на которых под самым потолком лежали связанные тюками скатерти.

– За борт, – сказал генерал.

Окончив осматривать трюм, он снова вышел на палубу. Туда уже был доставлен первый из шкафов. Раскачав изделие, матросы бросили его на счет «три». С фонтаном брызг оно упало на воду и какое-то время держалось на плаву. Затем под аплодисменты палубы начало тяжело погружаться. Уходя в пучину, шкаф пускал пузыри, как живое существо. Когда генерал уже спускался на катер, два матроса выволокли из трюма интенданта:

– Этого тоже за борт?

– Пусть живет, – сказал генерал.

Объехав еще несколько кораблей, он сошел на берег. Он спросил об оставшихся на Перекопе, но их здесь пока никто не видел. Смеркалось. У входа в